На четвертый день по выходе из доку вышел на рейд с неполной командой, без камбуза, парусов и прочего. Простоял на рейде полтора месяца без всякого дела и потом, когда открылась в Петербурге холера, вынужден был занять пост карантинной брандвахты по северо-восточную сторону военного угла для предохранения Кронштадта от оной. До шестисот судов стояло в карантине, можешь вообразить себе, каково мне было возиться с людьми, не имеющими ни малейшего понятия, что такое карантин.

У меня было из 160 человек команды 40 человек холерных. 11 из оных умерло. Таким образом провел я еще полтора месяца. После сего послали меня отвести в Либаву конвой с провизией к эскадре. По возвращении моем простоял недели три на рейде и вернулся в гавань. Так кончил я свой скучный поход.

Ты просишь уведомить, какие повреждения и от чего потерпела эскадра в бурю 19-го и 20-го чисел. Эскадра лежала фертоинг, расстояние между кораблями 125 саж., у некоторых и менее. К вечеру 19-го числа ветер ужасно скрепчал от SW, ночью превратился в совершенный шторм, некоторые корабли подрейфовало с даглиста, отчего иные еще более между собою сблизились.

Вода необыкновенно много прибыла, а в 3 часа ночи бросилась с таким стремлением на убыль, что течение от 0 простиралось до 5 узлов. Флот начало поворачивать по течению, и в сие время некоторые из кораблей сошлись и весьма много повредили себя. «Лесной» потерял грот и фор-руслени. «Полтава» повредила шек и лишилась крамбол. «Нарва» повредила бушприт, а у «Бородина» повредило бизань-мачту.

Вообще, почти весь флот потерял гребные суда. Бриг «Гектор» вдавил бок шхуне «Молния», «Гонцу» сломил бушприт и фок-мачту. Это главные повреждения, о мелких не пишу, ибо слишком много займет времени и не стоит того. Я, благодаря судьбе, отстоялся на одном якоре и невредим. Брат твой Александр[63] тоже не потерял ничего.

Несчастие, как говорят, кого начнет преследовать, никогда не кончится одним ударом. Так и для нашего бедного флота. Вскоре узнали о потере шхуны «Стрела», подробности сего пока неизвестны. Полагаю, что люки не были закрыты, и ее залило волнами. Вскоре еще постигло новое несчастие, корабль «Фершампенуаз» сгорел на Малом рейде. Свезя порох, послан был артиллерийский офицер вычистить крюйт-камеру, вошли туда с ручными фонарями и начали скоблить; мякоть, засевшая в щелях, вспыхнула, и корабль сгорел.

По этому делу отдан контр-адмирал Платер под суд, не бывший в сие время на корабле, а прочие под следствием. Подробно сего дела не знаю, а, кажется, будут виноваты – капитан-лейтенант Барташевич, вахтенный лейтенант Богданов и артиллерийский офицер Тибардин. Наконец, получили известие, что бриг «Феникс», которым командовал Карл Левендаль, посланный отыскивать шхуну «Стрела», разбился у острова Юсари.

Люди все спасены и часть имущества, их недавно перевезли в Кронштадт и отдали под следствие. Вот тебе, любезный Миша, все наши горестные новости. Насчет слухов назначения моего на новостроящийся фрегат в Архангельск – несправедливо. По истине, я сим весьма доволен. Если уже ты признаешься, что изленился, то совестно б было мне не сознаться, что я, по крайней мере, вдвое тебя ленивее, и очень рад, что судьба оставила меня в покое нынешний год.

В исходе сентября приведены в Кронштадт выстроенные на Охте бриг, тендер и шхуна. Отличные суда, весьма хорошо построены, отделаны и, вообще, в таком виде, в каком русский флот мало имел судов. Люгер приведен гораздо позже, и мне его не удалось видеть. Забыл было совсем написать тебе об американском корвете, названном «Князь Варшавский».

Прекрасное судно, отлично отделано, но, по моему мнению, не стоит заплаченных за него денег, тем более, что у него внутренняя обшивка гнила, ее необходимо переменить. Рангоут также не совсем исправен, фок-мачта гнила. Он отдан Гвардейскому экипажу. Неизвестно, кто будет командир. Говорят, что он отлично ходит, до 13 узлов в бейдевинд; если сие справедливо, то это одно выше всякой цены…

Я время провожу весьма скучно, и к тому же горло и грудь разболелись жестоко, так что три недели не выхожу из дому…

Прощай, любезный Миша, будь здоров и весел и приезжай скорей обрадовать своим присутствием истинно преданного и любящего тебя друга

Засвидетельствуй мое почтение Степану Петровичу Хрущеву. Брат твой зимует в Ревеле. Сейчас узнал, что меня отправляют на зиму с экипажем в Копорье.

Кланяйся азовским[64] и всем, кто вспомнит твоего друга П. Нахимова.

Из воспоминаний А. П. Рыкачева о П. С. Нахимове

Павла Степановича Нахимова как товарища по воспитанию коротко знал в молодых летах. Мы сошлись близко с ним в 1817 году, когда были назначены, в числе двенадцати гардемарин, на бриг «Феникс» для плавания в Балтийском море, по портам Швеции, Дании и России. Самое назначение было сделано из числа отличных воспитанников по успехам в науках. Назначены были трехкампанцы[65] П. Станицкий, З. Дудинский, П. Нахимов и Н. Фофанов; двухкампанцы П. Новосильский, С. Лихонин, Д. Завалишин, И. Адамович, А. Рыкачев, В. Даль и Ф. Колычев и однокампанец И. Бутенев.

Тогда уже между всеми нами Нахимов заметен был необыкновенной преданностью и любовью к морскому делу, и тогда уже усердие, или, лучше оказать, рвение к исполнению своей службы, во всем, что касалось морского ремесла, доходило в нем до фанатизма. Я помню, как впоследствии, когда знаменитому моряку Михаилу Петровичу Лазареву, назначенному командиром фрегата «Крейсер», предоставлено было право выбора офицеров, и он предложил Нахимову служить у него, с каким восторгом Нахимов согласился.

Он считал за верх счастья службу в числе офицеров фрегата «Крейсер», который тогда, по всей справедливости, был признан товарищами и моряками вообще за образец возможного совершенства военного судна. Фрегат «Крейсер» отправлялся в дальний вояж на три года.

Потом я знал Нахимова под начальством того же знаменитого моряка лейтенантом на корабле «Азов». В Наваринском сражении он получил за храбрость Георгиевский крест и чин капитан-лейтенанта. Во время сражения мы все любовались «Азовом» и его отчетистыми маневрами, когда он подходил к неприятелю на пистолетный выстрел.

Вскоре после сражения я видел Нахимова командиром призового корвета «Наварин», вооруженного им в Мальте со всевозможною морскою роскошью и щегольством, на удивление англичан, знатоков морского дела. В глазах наших, тогда его сослуживцев в Средиземном море, он был труженик неутомимый. Я твердо помню общий тогда голос, что Павел Степанович служит 24 часа в сутки.

Никогда товарищи не упрекали его в желании выслужиться тем, а веровали в его призвание и преданность самому делу. Подчиненные его всегда видели, что он работает более их, а потому исполняли тяжелую службу без ропота и с уверенностью, что все, что следует им или в чем можно сделать облегчение, командиром не будет забыто.