— Ну, я еще не знаю. Эти, этот транспорт, они умоляли, чтобы им разрешили здесь остаться. Умоляли! Плакали! Что ты думаешь, как они будут выглядеть через две-три недели? Их будет трудно узнать! Мы здесь — самый лучший лагерь во всей Германии. Поэтому широко известны. Настоящий санаторий.

Перед Малым лагерем оставалось еще двести человек с транспорта. Это были совсем выбившиеся из сил люди. Они, как могли, поддерживали друг друга. Среди них были Зульцбахер и Розен. Блоки выстроились снаружи. Они знали, что сам Вебер контролирует размещение. Поэтому Бергер послал за пищей Пятьсот девятого и Бухера. Он не хотел, чтобы их увидел начальник лагеря. Но на кухне им ничего не дали. Сказали, что еду будут раздавать только по прибытии транспорта.

Везде было темно. Только у Вебера и шарфюрера СС Шульте имелись карманные фонарики, которые они включали время от времени. Отрапортовали старосты блоков.

— Оставшихся загонять сюда, — скомандовал Вебер второму старосте лагеря.

Староста лагеря распределял людей. Шульте проверял. Вебер прохаживался рядом.

— Почему здесь намного меньше людей, чем снаружи? — спросил он, подойдя к секции «Д» двадцать второго барака.

Староста блока стоял навытяжку.

— Помещение здесь меньше, чем в других секциях, господин штурмфюрер.

Вебер зажег фонарик. Луч света пробежал по застывшим лицам. Пятьсот девятый и Бухер стояли в последнем ряду. Светлый круг скользнул по Пятьсот девятому, ослепил его, побежал дальше и вернулся.

— А тебя я знаю. Откуда?

— Я уже давно в лагере, господин штурмфюрер. Светлый круг выхватил номер из темноты.

— Пора б тебе уже сдохнуть!

— Это один из тех, кого недавно вызывали в канцелярию, господин штурмфюрер, — доложил Хандке.

— Ах да, верно. — Луч снова опустился, высветив номер, потом побежал дальше. — Запомните-ка этот номер, Шульте.

— Так точно, — проговорил шарфюрер Шульте звонким молодым голосом. — Сколько сюда войдет?

— Двадцать. Нет, тридцать. Немного подожмем. Шульте и староста лагеря пересчитали заключенных и сделали записи. Из темноты глаза ветеранов наблюдали за карандашом Шульте. Они не видели, чтобы он писал номер Пятьсот девятого. Вебер ему этого не сказал, и фонарик снова выключили.

— Готово? — спросил Вебер.

— Так точно.

— Остальную писанину доделает завтра канцелярия. А теперь, шагом марш! И подыхайте! Иначе мы вам поможем!

Вебер вразвалку и самоуверенно пошел обратно по лагерной улице. За ним следовали шарфюреры. Хандке еще немного прошелся вдоль строя.

— Кому на кухню за едой, шаг вперед! — пробурчал он.

— Останьтесь здесь,—прошептал Бергер Пятьсот девятому и Бухеру. — Найдется кому сходить. Лучше вам не попадаться еще раз на глаза Веберу.

— Шульте записал мой номер?

— Я не видел.

— Нет, — сказал Лебенталь. — Я стоял впереди и внимательно следил. Он в спешке забыл.

Тридцать новичков почти неподвижно стояли на ветру в темноте.

— В бараках есть место? — спросил наконец Зульцбахер.

— Воды, — проговорил рядом с ним человек хриплым голосом. — Воды! Дайте ради Христа воды!

Кто-то принес наполовину наполненное водой жестяное ведро. Новички кинулись и опрокинули его. Им не во что было налить, они черпали ладонями, бросились на землю, стараясь собрать воду. Они стонали и облизывали землю черными грязными губами.

Бергер видел, что Зульцбахер и Розен в этом не участвовали.

— У нас есть водопровод около сортира, — сказал он. — Если подождать, можно набрать достаточно воды для питья. Возьмите ведро и сходите за водой.

Один из новичков оскалил зубы.

— Чтобы вы за это время сожрали нашу еду, а?

— Я схожу, — сказал Розен и взял ведро.

— Я тоже. — Зульцбахер взялся за другую сторону ручки.

— Ты останься здесь, — сказал Бергер. — Бухер сходит с ним и все покажет.

Оба ушли.

— Я здесь старший по помещению, — объяснил Бергер новичкам. — У нас установлен определенный порядок. Я вам советую его уважать. Иначе будут трудности.

В ответ ни слова. Бергер даже не был уверен, слушал ли кто-нибудь его.

— В бараках есть еще места? — снова спросил Зульцбахер.

— Нет. Приходится спать по очереди. Некоторые вынуждены оставаться снаружи.

— А что-нибудь поесть? Мы целый день шли, нас ни разу не кормили.

— Дежурные пошли на кухню. — Бергер не обмолвился ни словом о том, что новичкам, по-видимому, никакой еды не дадут.

— Меня зовут Зульцбахер. Это что, лагерь смерти?

— Нет.

— Точно?

— Да.

— О, слава Богу! У вас нет газовых камер?

— Нет.

— Слава Богу, — повторил Зульцбахер.

— Ты так рассуждаешь, словно в гостинице остановился, — сказал Агасфер. — Не суетись! А откуда вы?

— Мы пять дней в дороге. Все время пешком. Нас было три тысячи. Лагерь закрыли. Кто не мог идти, того пристреливали.

— Откуда вы?

— Из Ломе.

Часть новичков еще лежала на земле.

— Воды! — прохрипел один из них. — Ну, где тот с водой? — Небось, никак не может напиться вволю, вот свинья!

— Ты сам смог бы, как он? — спросил Лебенталь. Человек уставился на него пустым взглядом.

— Воды! — проговорил он более спокойным голосом. — Воды, пожалуйста!

— Значит, вы из Ломе? — спросил Агасфер.

— Да.

— Случайно не знали там Мартина Шиммеля?

— Нет.

— Или Морица Гевюрца? Совсем лысый, с пробитым носом.

Зульцбахер устало задумался.

— Нет.

— А может быть, Гедалье Гольда? У него осталось только одно ухо, — спросил с надеждой Агасфер. — На него сразу все обращают внимание. Из двенадцатого блока.

— Из двенадцатого?

— Да. Четыре года назад.

— О, Боже! — Зульцбахер отвернулся. — Вопрос-то идиотский. Четыре года назад. Ну тогда почему не сто?

— Оставь ты его в покое, старик, — попросил Пятьсот девятый. — Устал он, вот и все.

— Мы были друзьями, — пробормотал Агасфер. — А о судьбе друзей принято справляться.

Пришли Бухер и Розен с ведром воды. У Розена текла кровь. Его стихарь был разорван на плече, а куртка распахнута.

— Новички дерутся из-за воды, — сказал Бухер. — Нас спас Манер. Он там навел порядок. Теперь они становятся в очередь за водой. Здесь тоже надо ввести это правило, иначе они снова опрокинут ведро.