— Принимай клятву, быстро!

Эти слова привели Дарена в чувство. Он не раз видел, как Джерин принимал вассальную присягу, и хорошо знал этот ритуал. Спрыгнув с колесницы, он поспешно обошел ее и встал перед Раткисом Бронзолитейщиком, положив свои руки на сомкнутые ладони того, кто был много старше его.

Раткис произнес:

— Я признаю себя твоим вассалом, Дарен, сын Джерина Лиса, внук Рыжего Рикольфа, и клянусь служить тебе верой и правдой, защищая от всех живущих и от умерших тоже.

— Я, Дарен, сын Джерина Лиса, внук Рыжего Рикольфа, принимаю твою присягу, Раткис Бронзолитейщик, — торжественно ответил Дарен, — и в свою очередь клянусь обращаться с тобой по справедливости. В знак этого велю тебе подняться. — Он помог Раткису встать и поцеловал его в щеку.

— Во имя Даяуса, отца всемогущего, и Байтона прозорливого я присягаю тебе на верность, лорд Дарен, — сказал Раткис громко и горделиво.

— Во имя Даяуса и Байтона, — повторил Дарен, — я принимаю твою клятву и клянусь в ответ платить тебе верностью за верность. — Он посмотрел на остальных главных вассалов Рикольфа. — Кто из вас еще готов мне присягнуть?

Отари Сломанный Зуб тут же опустился на одно колено, хотя и не так рьяно, как Раткис, и произнес положенные слова. Насколько Джерин мог судить, и эта церемония прошла гладко во всех отношениях, без единой формальной ошибки, которая позволила бы Отари впоследствии объявить клятву недействительной.

Все посмотрели на Хилмика и Вачо. Белолицый Вачо покраснел.

— Я не собираюсь ни в чем клясться господину, которого не будет здесь, чтобы выполнить свою часть клятвы, — громко произнес он. И, обратившись к Джерину, продолжил: — Я не отвергаю его, лорд принц, поймите меня правильно. Но я не принесу ему вассальную присягу в верности, пока он не приедет сюда навсегда, если я к тому времени не передумаю. Нужно еще посмотреть, каким он будет, когда вернется сюда насовсем.

Хилмик Бочарные Ножки, возможно, ободренный тем, что Вачо, наконец, заговорил, выразительно закивал в знак согласия.

И снова Дарен все уладил, не дав Джерину возможности раскрыть рот:

— Это ваше право. Но, унаследовав это поместье, я припомню все ваши поступки с того самого дня, как умер мой дед.

Ни Хилмик, ни Вачо не ответили на это. Однако некоторые из людей Рикольфа выразили одобрение, и даже возница Вачо оглянулся через плечо и что-то тихо сказал своему господину. Что бы это ни было, тот покраснел еще сильней и пробурчал в ответ нечто резкое.

Джерин поймал взгляд Дарена и неприметным кивком пригласил его в колесницу. Он уже не хотел отдавать сыну приказания вслух, особенно теперь, когда его независимое поведение произвело на сподвижников Рикольфа столь положительное впечатление. Оно, кстати, произвело впечатление и на Лиса. Никогда не поймешь, умеет ли человек плавать, пока не проверишь его на глубоких местах.

Дарен вскочил в колесницу и взял поводья из рук Вэна.

— Выполнив свои обязательства перед отцом, я непременно вернусь сюда. И, если этого захотят боги, мы проведем вместе немало лет.

Он взмахнул поводьями. Лошади пустились рысью. Остальное маленькое войско Джерина покатило следом.

Лис оглянулся через плечо. На дороге стояли Отари Сломанный Зуб, Раткис Бронзолитейщик, Вачо, сын Файдуса, и Хилмик Бочарные Ножки. Они яростно спорили. Их люди толпились вокруг, поддерживая кто кого. Джерин был доволен.

Когда до Лисьей крепости оставалось полдня пути, Джерин заметил направлявшуюся к ним колесницу. Сначала он решил, что это посыльный, которого отправили в поместье Рикольфа с новостями, не могущими дожидаться его возвращения. А это могло означать лишь одно: новости были плохими.

Но тут возница приближающейся колесницы поднял щит, выкрашенный в бело-зеленые полосы: щит перемирия.

— Это трокмуа! — воскликнул Лис.

Несколько лет назад он бы не опознал лесных дикарей на таком большом расстоянии, но в последние годы, по мере старения, у него развилась дальнозоркость. Затруднявшая, кстати, чтение. Интересно, подумал Лис, можно ли исправить этот досадный недостаток с помощью магии?

Впрочем, свободного времени на подобные размышления у него оказалось немного. Через минуту он узнал одного из трокмуа. Как и Вэн, который первым назвал его имя:

— Это Дивисьякус, правая рука Адиатануса.

— Да, его правая рука, а может быть, даже и большой палец левой, — согласился Джерин. — У него что-то случилось, иначе бы он не выслал Дивисьякуса, чтобы попытаться улучшить свое положение, а заодно, возможно, и надуть меня, если представится такая возможность.

Трокмуа узнали Джерина приблизительно в тот же момент, когда он узнал Дивисьякуса. Они приветственно замахали и, приблизившись, остановились. Дарен остановил упряжку. Остальные воины Джерина остановились позади своего господина.

— Что мы можем для вас сделать? — крикнул Джерин на языке трокмуа.

— Вы только послушайте, как чисто он изъясняется на нашем наречии! — льстиво сказал Дивисьякус на своем языке, но тут же перешел на элабонский. — Хотя я бы предпочел разговаривать о предстоящем деле на вашем, чтобы не возникло никаких недоразумений… иначе будет беда, вот как. Очень, очень большая беда. — Даже в элабонской версии его речь сохраняла живость, присущую всем обитателям северных лесных чащ.

— Время не слишком на тебе отразилось, — заметил Джерин, когда Дивисьякус вылез из повозки.

Трокмэ раздался вширь и погрузнел в сравнении с тем, каким он был раньше, его усы и рыжие волосы на висках тронуло серебро седины. Однако посланец варваров по-прежнему выглядел опасным соперником в схватке, как рукопашной, так и словесной.

— О тебе можно сказать то же самое, — ответил дикарь и буквально ошеломил Джерина, опустившись перед ним на одно колено посреди дороги, точно так же, как это недавно проделал Раткис Бронзолитейщик по отношению к Дарену. Трокмэ сложил ладони вытянутых вперед рук и произнес:

— Адиатанус с готовностью снова приносит вассальную присягу тебе, лорд принц, вот как.

— Боги, — пробормотал Джерин. Он уставился на Дивисьякуса. — В прошлый раз лишь божественное вмешательство подвигло твоего вождя на такой шаг. Я всегда думал… и всегда говорил, что мне вновь придется прибегнуть к чему-то подобному, чтобы он подтвердил свою клятву. Но прежде чем принять это подтверждение, я хочу знать, в чем дело.

Продолжая стоять на одном колене, Дивисьякус ответил:

— Вождь знал, что ты так скажешь, в точности так. — Он вздохнул, и его плечи ушли назад, затем вернулись на место. — Он бы не стал этого делать, скажу честно, если бы не столкнулся с более грозной силой к югу от Ниффет, чем представляют собой ты и твои люди.

— Ах, речь о гради, — сказал Джерин. — Кажется, дело начинает проясняться. Он хочет заручиться моей поддержкой против них и считает, что единственный надежный способ этого добиться — опять притвориться паинькой на то время, пока беда не отступит, а затем снова принять свое истинное обличье.