– Всегда с собой!

– Тогда пойдемте, – Федосеев махнул рукой, – «уазик» стоит за домом.

Мы обошли дом и увидели машину. Валерка похлопал по рулю, попинал ногой колеса:

– Знатный «Феррари», самое то для деревенских дорог.

– Сейчас я его заправлю, и вы понесетесь, как ветер, – улыбнулся Дима.

Он достал из-под сиденья канистру и стал отворачивать крышку. Канистра выскользнула из его рук и плюхнулась на пол, обрызгав наши ноги.

– Идиот! – хлопнул себя по лбу Федосеев. – Совсем ничего в руках не держится!

– Ничего, – отмахнулся Валерка, – отстираем! – Он нагнулся, чтобы посмотреть на запачканные джинсы. – Ой, а это что, солярка?

– Да, это редкая модель, – с гордостью сказал Дима, – дизельный двигатель! Трудно заводится, особенно зимой, зато мощный и экономичный.

– Не знал, что такие выпускают, – пробормотал Валерка.

Дима покинул нас, и мы остались одни. Я плюхнулась на продавленное сиденье «уазика».

– Никогда не слышала, что у тебя есть права на машину.

– У меня их нет, – чуть слышно сказал наш репортер.

– Как это нет? – испугалась я.

– А вот так. В автошколе учился, а экзамены не сдал. Потом забросил.

– А ты водить умеешь?

– Не боись, доставим в целости и сохранности, – Валерка по-залихватски взялся за баранку.

Двигатель взревел почти сразу – «уазик» заводился на удивление легко. Новоиспеченный водитель сразу взял с места в карьер.

– Убьемся! – крикнула я.

Мы запрыгали на ухабах. Издалека было видно толпу возле дома Крыниных, оттуда как раз выносили гроб с телом Алексея Николаевича. Кладбище было за деревней, в прошлый раз односельчане несли гроб на руках, оказывая последние почести своему директору.

– Бр-р! – дернулся Валерка. – Ненавижу похороны! Работаю в криминальной хронике, трупов видел – завались! А все эти церемонии на меня тоску нагоняют. Завещаю развеять мой прах по ветру!

– Надеюсь, что это будет не скоро!

Мы домчались с ветерком. Гурьев управлял машиной даже получше, чем Федосеев.

– Скажи, Валерка, а почему ты не сдал на права?

– На теории два раза засыпался! Не знаю, говорят, что в МРЭО ГИБДД есть компьютер, который всех подряд засаживает! Наверное, он мне выпадал!

Дом Аси Петровны, как и прежде, встретил нас запахом каких-то трав. Племянник оказался высоким мужчиной, лет тридцати на вид. Он пригласил нас сразу же, даже не спрашивая, кто мы такие. Видимо, в последнее время много людей приходило к женщине, чтобы выразить соболезнование.

Старушка лежала под одеялом. Ее мозолистые руки были сложены на груди, как у покойницы. Вместе с закрытыми глазами и впалыми щеками это создавало угнетающее впечатление.

– Ася Петровна, – тихо позвала я, – проснитесь. Это Ирина, с телевидения.

Ее веки медленно приподнялись. Глаза под ними были усталыми и совершенно больными.

– Это вы? – раздался ее глухой голос. – Садитесь, – она указала нам на стулья в изголовье.

Мы нерешительно присели. Перед тем как задать интересующие меня вопросы, я задумалась, а можно ли сейчас беспокоить женщину?

– Я хотела у вас кое-что спросить, – начала я, – возможно, это покажется странным, но я хотела бы знать о проклятии рода Крыниных.

Это прозвучало как-то жутко и по-средневековому. Нереальные картины – только что были в городе, среди суеты – и вдруг сидим у постели матери погибших сыновей в почти полной тишине и разговариваем о какой-то чертовщине!

– И вы об этом знаете, – вздохнула Ася Петровна, – видно, недаром люди говорят…

– Я хотела бы знать, как звали ту ведьму и вашего предка, что ее застрелил.

– Его звали Макар Крынин, а ее, кажется, Софья. Фамилии не знаю, семейные предания не сохранили.

– А как вы думаете, хоть что-нибудь из этой истории – правда?

– Все правда. На самом деле дед Макар застрелил эту Софью и отбыл за нее срок.

– У вас не осталось никаких бумаг с тех пор – судебных повесток, свидетельств о рождении, писем?

– Что вы, милая моя! Вначале революция, потом Гражданская война, раскулачивание, Отечественная, какие уж тут бумаги!

– Хорошо, а вы не знаете, остались какие-нибудь потомки у этой Софьи?

– Чего не знаю, того не знаю. Я не интересовалась как-то, время не то было, чтобы о ведьмах говорить.

Покинув старушку, мы поехали в Курки. До них было, как объяснил нам племянник Аси Петровны, чуть больше двадцати километров. «Это совсем рядом, – сказал он, – я туда изредка вечером хожу, к родственникам». Знаю я эти деревенские понятия о близости того или иного места, на машине ехать устанешь, не то что пешком!

Районный центр был большим поселком, в нем проживало около семи тысяч человек. Достопримечательностью можно было считать центральную площадь с фонарями, как на проспекте Кирова. А в остальном деревня как деревня. Есть пятиэтажки, но обычных избушек больше. Мне всегда нравился дух таких мест. Это вроде и не такой уж медвежий угол, как, например, Гурьево, но тишина и здесь стоит абсолютная. Присутствует намек на цивильность, есть тротуары с бордюрами, имеется светофор на главном перекрестке. Но прохожих мало, а машин и вовсе нет. Хотя вечером, я думаю, местный бульвар наполняется людьми. Все здесь не так, как в городе, как-то спокойней, духовней и чище. Или на меня так влияет смена обстановки? Просто я заметила, что восхитившее меня вначале Гурьево теперь начало как-то давить на душу.

Меня интересовал прежде всего курковский паспортный стол.

На это серое двухэтажное здание нам сразу указали местные жители, оно было неподалеку от центральной площади. В отделе регистрации прописки граждан было прохладно и тихо, не то что в Тарасове. У нас занимают очередь за паспортом загодя – часиков в пять утра.

– Что вы хотели? – достаточно приветливо спросила нас пожилая женщина за окошком.

– Мы из Тарасова, работаем в газете «Губернские новости», – бодро соврала я. Надеюсь, тетка не узнает меня, совсем не нужно поднимать шумиху вокруг визита телеведущей.

– Вот это да! – восхитилась тетка. – Какими же вы судьбами к нам?

– Интересуемся историей родной губернии, ищем материал для серии статей. Только нас интересует совсем уж старинный период – девятнадцатый век.

– Тогда вам в архив нужно, – тетка привстала и ткнула пальцем в окно, – вон та избушка, видите? Там все данные хранятся, про всех жителей, с середины девятнадцатого века.

– Как же они там умещаются? – удивилась я.

– Это вам не Тарасов, там девятиэтажка нужна. А у нас народу раз-два и обчелся!