– Я и есть руководство Инквизиции, – Мартин слегка отстранился, – во всяком случае, представитель руководства. Вам лучше мне поверить.

Меньше всего ему хотелось давать сейчас комментарии, но он понимал, что объясниться необходимо. Именно сейчас. Именно здесь, посреди разбитой брусчатки, на фоне танка с неестественно изогнувшейся пушкой; работники «Скорой» поднимали из люка экипаж, одного за другим – без сознания. Люди в отражающих жилетах с опаской ступали по осколкам булыжника; кто-то сидел, держась за голову, вокруг суетились медики.

– Кто, по-вашему, виноват в том, что случилось?

– Ведьма, – коротко отозвался Мартин, и тут же добавил: – Я подчеркиваю, виновна конкретная действующая ведьма. А не ваша неинициированная соседка, однокурсница или кассирша в магазине.

Он понимал, что расстается сейчас со своей приватностью. Не то чтобы он рассчитывал всю жизнь оставаться анонимом – но в Однице за него всегда отдувались заместитель или пресс-секретарь. Фото на инквизиторском сайте было его единственным изображением в сети. Не все ведьмы округа знали его в лицо, а чужие и вовсе не знали; теперь, стоя на разбитой площади перед Дворцом Инквизиции, Мартин отдавал себе отчет – ведьмы, сколько их есть, действующие и «глухие», смотрят сейчас на него. И не только ведьмы, но и обыватели.

– Господин Старж, вы совершили подвиг на глазах тысяч людей, как это скажется на вашей карьере?

– Мне поставят памятник из мятного шоколада.

– Что?!

Он одернул себя – здесь никто не понимает шуток. Журналисты перекрикивали и оттесняли друг друга, они были взвинчены, кто-то в эйфории, кто-то в тревоге. Большая часть из них видела своими глазами бешеный танк, затормозивший в шаге от Мартина. И почти все наблюдали, как он тащил из штабной машины ведьму – грубо, надо сказать, тащил, хотя та была уже побеждена, уже едва живая, с лицом, перепачканным кровью. Хорошо, что сотрудники из Дворца почти сразу забрали ее, избавив Мартина от участи тюремщика.

– Не надо напирать, – он повысил голос. – Это не матч по регби! Всем – три шага назад, спрашивать будет тот, на кого я укажу!

Он кивнул худощавой женщине в очках – та давно пыталась что-то сказать, ее всякий раз перебивали.

– Господин Старж, – волнуясь, начала журналистка, – чего нам ожидать в ближайшие часы? Насколько вероятны новые атаки ведьм?

– Очень вероятны, – сказал Мартин. – Инквизиция усиливает патрулирование. Если у вас есть возможность вернуться домой и оставаться дома – сделайте это немедленно. Неинициированным ведьмам – соблюдать спокойствие и быть готовыми к профилактическому задержанию.

– Признайтесь, что вы используете ведьм! – выкрикнул молодой, но уже лысеющий репортер с обильной испариной на лбу. – Вы сами провоцируете их, чтобы наглядно показать герцогу, кто хозяин положения!

– Расскажите, как я провоцировал эту ведьму. – Мартин посмотрел ему в глаза, репортер отшатнулся. – Расскажите, как я ее использовал. Расскажите, что это Инквизиция пригнала танки в центр мирного города, который еще не опомнился от «ведьминой ночи»! Мы на грани катастрофы, хозяйками положения на этот раз станут ведьмы, а умирать ради ваших жизней будем мы!

Что же так пафосно-то, подумал он с досадой.

– Инквизиция – не контора, – заговорил снова, ни к кому конкретно не обращаясь. – Инквизиция – это миссия. Природа Инквизиции не доступна пониманию большинства людей, и это правильно, есть вещи, которые знать некомфортно. Я не раздуваю панику – я предлагаю всем взять ответственность за свои действия… и приготовиться к худшему. А теперь – дайте мне пройти.

* * *

Блиц-интервью Мартина транслировали все новостные каналы. Члены Совета смотрели его, сидя за столом в кабинете. Запах выхлопа проник уже и сюда. Снаружи ревели моторы – на экране стелился дым.

Мартин закончил и пошел сквозь толпу, не реагируя на новые вопросы, на микрофоны у самого носа и объективы, стремящиеся с ним поцеловаться. У него было отрешенное лицо человека, сделавшего дело, и сделавшего хорошо.

– Он оперативник, – тихо сказал Виктор, и в его голосе не было привычной желчи, – а не функционер. Он прирожденный…

– Я прошу не комментировать, – оборвал его Клавдий. – Не забывайтесь.

Елизар вздохнул:

– Из пяти лучших оперативников, которых я знал, до старости дожили двое…

Клавдий бросил на него такой взгляд, что Елизар осекся. Оскар из Рянки сидел, опустив голову и потеряв ко всему интерес.

– Вы позвоните герцогу, патрон, или нет?! – Железная выдержка Элеоноры, кажется, исчерпала последние ресурсы.

– Я все сказал. Слово за его сиятельством.

– Вы отдаете себе отчет, что атаки ведьм не прекратятся?! Мартин прав, мы на пороге катастрофы!

– А вы ведь голосовали за его смещение, – не удержался Клавдий. – Я запомнил, он тоже.

– Речь не идет о креслах и должностях! – Элеонора уже кричала. – Есть наша ответственность, мы должны выработать единую позицию…

Клавдий показал ей жестом – голос ниже. Элеонора осеклась и закусила губу.

– А кто мне говорил, что никогда не было ни единства, ни доверия в Совете? – Клавдий отечески улыбался. – Соскучились по диктатуре? Или нет?

Элеонора молчала, сцепив пальцы, всматриваясь в лица кураторов, будто умоляя о поддержке. Все отводили глаза.

– Новое голосование, господа, – нарочито лениво сказал Клавдий. – И я очень надеюсь на ваше благоразумие… Вы хотите знать, что еще я собираюсь достать из рукава?

Референт, осунувшийся и очень тихий, положил перед ним на стол желтую канцелярскую папку.

* * *

– Мама, ну пожалуйста. – Мартин говорил в трубку, злясь на себя за то, что не умеет подобрать нужных слов. – Ну не смотри телевизор, ты же так с ума сойдешь… Что мне сделать, чтобы тебя успокоить? Хочешь, я сейчас все брошу и приеду?

Он шел по коридорам Дворца, не понимая, куда направляется. Ему на ходу пожимали руку, о чем-то спрашивали, вертелись под ногами и ужасно мешали.

– Я так тебе благодарна, что ты сам, первый мне позвонил, – пробормотала Ивга на той стороне связи.

– Они специально показывают так, чтобы пощекотать зрителям нервы. Я знаю, что делаю, это безопасно. Просто не надо смотреть, не смотри, пожалуйста.

– Хорошо. – Она сделала вид, что верит ему. – Можешь сказать… что происходит, что будет дальше? Чего ждать?

– Главное, что с тебя сняты все дурацкие обвинения, – сказал он ласково. – Всех, кто тебя обижал, я задушу.

– А что с Эгле? Что с Эгле, Мартин?!

Из коридора напротив возник дежурный по Дворцу – старый знакомый, в неофициальной обстановке всегда звавший Мартина на «ты» и по имени. Теперь он казался целлулоидным от затопившего лицо официоза: