— Знаешь что? По-моему, именно то, жив ты или нет, и определяет, являешься ли ты человеком. Считаю, что этот вопрос должен стоять у нас на первом месте. Вы еще живы? Если да, переходим ко второму вопросу. Если нет — какого черта вы это читаете…

— Вот чухня! Между прочим, одна из моих лучших подруг давно мертва.

— Я вот что хочу сказать, — не повышая голоса, проговорил Каллум. — Мы ведь можем организовать работу, как нам вздумается, — а часто ли в жизни выпадает такое? Так зачем мы напридумывали эту писанину?

— Если хочешь, я разработаю П-2, — предложил Стивен великодушно. — Специально для тебя. Особая форма для регистрации правонарушений на транспорте, предназначенная для служебного пользования. Назовем ее формой Каллума. Каллум-2А будет для метро. Потом появится Каллум-2Б для автобусов. Можно еще сделать Каллум 2Б-2 для автобусных остановок.

— Рано или поздно я тебя угроблю.

— Только попробуй, — сказал Стивен с тенью улыбки. — Потому что, если я вернусь после смерти, я доведу тебя до кондрашки.

Мы дошли до спуска на станцию «Чаринг-Кросс», Стивен обернулся ко мне, словно приглашая влиться в разговор.

— Важно, чтобы ты поняла одну вещь, — начал он тоном, похожим на лекторский. — Лондон — один из древнейших на Земле городов с непрерывной историей. Здесь были войны, эпидемии, пожары… но город снова и снова отстраивали поверх старых кладбищ. Очень многие здания стоят на местах, где во время эпидемии чумы находились места массовых захоронений. При одном только строительстве метро разворошили тысячи могил. По нашим наблюдениям, призраки чаще всего обитают поблизости от места, где их настигла смерть, или места, сыгравшего особую роль в их жизни, или, но это реже, места, где было погребено их тело. Плотность их присутствия варьируется. Но в метро их множество.

— Я бы сказал, чертова пропасть, — добавил Каллум, подходя к турникету.

Каллум показал пропуск и прошел бесплатно. Остальные приложили к турникетам проездные, и перед нами раскрылись воротца. Вслед за всеми я встала на эскалатор.

— Важно, чтобы ты запомнила одну вещь, — сказала Бу. — Призраки тоже люди. И все. Не надо их бояться. Они ни на кого не нападают. — (Каллум издал какой-то странный звук.) — Никакие они не жуткие и не запредельные, они не летают по воздуху, завернувшись в простыню. Это просто мертвые люди, которые на некоторое время застряли на Земле. Обычно они очень милы, правда, немного застенчивы. И еще по большей части им скучно и они любят поговорить — если умеют.

— Если умеют?

— Чтобы во всем разобраться, нужно время, — сказал Стивен. — Они принимают множество разнообразных форм, разной степени телесности.

— А кто становится призраком? Все?

— Нет. Совсем не все. По нашим представлениям, призраки — это люди, которые… умерли, но не совсем. Процесс смерти не завершился, и они не могут покинуть Землю.

Это мне было худо-бедно понятно. Мои родители работают в университете, я довольно много времени провела в кампусе. Бывает, что люди получают диплом и не могут покинуть кампус. Болтаются там годами, без всяких к тому оснований. Я подумала, что с призраками происходит примерно то же самое.

— Призраки очень похожи на людей, порой и не отличишь, продолжала Бу. — Если тебе дана способность их видеть, это еще не значит, что ты понимаешь, на что смотришь.

— Похоже на охоту, — вставил Каллум.

— Вовсе и не похоже на охоту. — Бу чувствительно двинула его локтем. — Они — люди. То есть в наших глазах они выглядят как живые люди, потому что мы привыкли видеть только живых людей. Трудно поверить, что не все, кого ты видишь, — живые. Нужно приучиться отличать живых от мертвых. Поначалу это непросто, а потом научаешься.

— Она где-то здесь, — сказал Каллум. — Я видел ее на платформе линии Бейкерлу.

Вслед за ним мы спустились по лестнице на эту платформу. У лондонского метро такой умиротворяющий, почти больничный вид — стены из белого кафеля с черным бордюром, аккуратные, четкие указатели, веселенькие цветные карты… таблички с надписью «ВЫХОД» и ограждения, разделяющие пассажирские потоки… сотрудники в сиренево-синей форме, мониторы, показывающие, когда прибудет очередной поезд… огромные рекламные плакаты и электронные щиты, на которых крутят рекламные ролики… Совсем это не походило на место бывшего массового захоронения. Скорее, создавалось впечатление, что метро было всегда, всегда прокачивало людские толпы через город, как кровь по артериям.

Как раз подошел поезд и платформа опустела, остались только мы и несколько зазевавшихся пассажиров. А потом я заметила темные арки по обоим концам платформы — входы в туннели — и почувствовала, как с прибытием каждого поезда оттуда налетает порыв ветра. А когда поезд ушел, я обратила внимание на одну пассажирку, стоявшую в конце платформы. Носки ее туфель чуть-чуть свешивались за край. На ней был черный свитер с высоким глухим воротом, прямая серая юбка и простые серые туфли на танкетке. Длинные волосы двумя волнами обрамляли лицо. Кажется, я сообразила, что привлекло мое внимание — помимо того что она не села в поезд и одета была несколько старомодно: выражение ее лица. Это было лицо совершенно потерянного человека. Кожа у нее была не просто бледной, скорее бескровной, сероватой. Одна из тех, кого почти не замечаешь ни в жизни, ни в смерти.

— Она, — сказала я.

— Она, — подтвердил Каллум. — Похоже, из самоубийц. Прыгнула под поезд. У них это обычное дело — стоят на краю и смотрят на рельсы. Не вздумай кончать с собою в метро. Мой тебе добрый совет. А то потом целую вечность будешь таращиться тут на стены.

Стивен кашлянул.

— Да это просто совет, по дружбе, — пояснил Каллум.

— Иди поговори с ней, — предложила Бу.

— О чем?

— Да о чем хочешь.

— Мне что, подойти к ней и спросить: «Вы призрак?»

— Я так обычно и делаю, — ответствовала Бу.

— Самый писк, когда ты ошибаешься, — встрял Каллум.

— Один раз. Я ошиблась один раз.

— Два, — поправил Стивен, поднимая на нее глаза.

Бу покачала головой, поманила меня, а сама пошла в конец платформы. Чуть поколебавшись, я последовала за ней, держась в нескольких шагах сзади; вскоре мы подошли к незнакомке.

— Привет, — начала Бу.

Женщина обернулась, очень-очень медленно, глаза у нее оказались печальными, широко раскрытыми. Она была молода, лет двадцать с небольшим. Теперь я смогла рассмотреть серебристые, будто подернутые инеем волосы и тяжелый серебряный медальон на шее. Он словно оттягивал ее голову вниз.

— Мы вас не обидим, — заверила Бу. — Я Бу. А это Рори. Я из полиции. Моя работа — помогать таким, как вы. Вы здесь умерли?

— Я…

Голос у незнакомки был таким слабым, что я его скорее почувствовала, чем расслышала, как будто и не звук вовсе. От этой неслышимости меня пробрала дрожь.