Четырнадцать с половиной лет пробыл я в тех странах в одеждах блаженного Франциска, блаженного исповедника Христова. И ныне, находясь в Падуе, написал я это краткое повествование, вняв советам преподобного брата Гидотто, приора провинции святого Антония. А если в писаниях моих усердный читатель усмотрит что-либо, что покажется ему достойным, то пусть за это воздаст хвалу всеблагому провидению, а не моему скудному разумению. А уж когда попадется ему такое, чему трудно поверить и в чем я, по его мнению, уклоняюсь от истины, то, отметив подобное место с должным снисхождением и милосердием, да не попрекнет он меня всуе горьким словом.

Итак, сперва я на венецианской галере пересек Великое море и прибыл в Трапезонд, который в древности назывался Понтом. Красив этот город, да и стоит он в хорошем месте, и это для персов, мидян и всех народов по ту сторону моря торговая гавань. {И [все], что я видел в этой стране, мне очень понравилось, и я потому еще так смело об этом говорю, что такого же мнения были и те побывавшие [в Трапезонде] люди, с которыми я на этот счет толковал в Венеции. — Min. Ram.}

Видел я там одного человека, за которым шли четыре тысячи куропаток. Приманил он их близ одного замка, который называется Канега [Зингана], а от замка того до Трапезонда пути три дня, и пока он туда шел, куропатки все время летели за ним вслед. У птиц же этих такая повадка: словно цыплята вокруг наседки жмутся они к людям, если те вздумали прилечь и заснуть в поле. Таким образом привлек куропаток и этот человек, а затем привел он их в Трапезонд, к самому императорскому дворцу, и император отобрал себе, сколько счел нужным взять, остальных же птиц тот, кто их завлек, отвел обратно, к месту, где их сманил[252]. В этом городе близ городских ворот покоится прах Афанасия, а на воротах надпись, которая начинается так: Quicunque vult salvus esse...[253]

Покинув Трапезонд, я направился в Великую Армению, в город, который называется Арзирон [Эрзурум], некогда очень красивый, богатый; да и таким бы он и остался, если бы его изрядно не разрушили татары и сарацины. Вдоволь там хлеба и мяса и всего прочего, только вина и плодов мало. В Арзироне очень холодно, и здешние жители считают, что в целом свете нет места, которое лежало бы выше. Вода в Арзироне отменная, и не лишено вероятия, что ключи эти питаются из Евфрата, а до Евфрата отсюда день пути, никак не больше. И город стоит на полпути к Тавризу.

Из Арзирона прошел я к некой горе, которая называется Савискало; и есть в той стороне гора, на которой стоял Ноев ковче г. Пожалуй, я бы взошёл на нее, согласись мои спутники обождать меня. Впрочем, местные люди говорили нам, будто никому еще не удавалось подняться на эту гору, и все потому, полагают они, что на то нет воли всевышнего.

2. О Тавризе и Солдании [Султании]

Из этой страны пошел я в большой царский город, Тавриз, который в древности назывался Сузис. Говорят, будто там в одной мечети (а так называются у сарацинов церкви) растет сухое дерево[254]. Город же этот знатный, и торговля там такая, какая только есть на свете, снедь, и много там всяких и разных товаров. И так удачно стоит этот город и столь богат, что вы, право же, не поверите, как много в нем всякого добра, и чуть ли не со всего мира приходят сюда за товарами. А христиане могут рассказать вам, что император [Персии] с одного этого города получает больше доходов, чем французский король со своего королевства.

Близ Тавриза есть соляная гора, и на ней добывается для всего города соль; ее каждый может брать, сколько пожелает, и притом даром. В Тавризе живет немало христиан всякого толка, но сарацины во всем над ними держат верх. Многое еще мог бы я рассказать об этом городе, да неуместно о нем слишком уж распространяться.

Покинув этот город Тавриз, я шел десять дней и достиг другого города, который называется Солдания, а в Солдании в летнее время пребывает император персов; зимой же он переходит в другое место {называется оно Аксам. — Pal.} и лежит на берегу Бакинского моря. Этот город Солдания велик, и место это холодное; вода здесь хорошая, и сюда привозят много товаров.

3. О городе Волхвов, Песчаном море и земле Гуз

Отправившись из этого города с караваном, иначе говоря в некой компании, я пошел к Верхней Индии и странствуя много дней, достиг города Трех волхвов, который называется Кассан [Кашан], и город этот царственный и многодостойный, однако сильно разрушен татарами. В Кассане очень много хлеба, вина и иного добра. А из этого города в Иерусалим (куда путь волхвам указан был уж, конечно, не по воле людской, а дивным промыслом господним, в чем убедившись, они тотчас же отправились в дорогу) добрых пятьдесят дней пути[255]. И в городе этом всего много, да не стоит об этом рассказывать.

Оттуда я пришел в некий город, который называется Гест (Йезд), {а он самый дальний в Персии на пути в Индию. — Min. Ram.} От Геста день пути до Песчаного моря. Море же это злое и диковинное. {Никто из нас не отваживался ходить по нему, и все оно сплошной сухой песок, без капли влаги, а в бурю волнуется, как истинное море, и ходят по нему волны, подобные морским; бесчисленное множество людей поглотили эти пески, и в песках тонут они и находят себе могилу. А ветер, смотря по тому, откуда он дует, навевает то там то тут целые горы этого песка. — Min. Ram.[256]}

Съестного в этом городе Гесте превеликое множество, и там есть в изобилии и иные знатные товары, о которых вам мог бы я рассказать. Особенно же много в городе фиг, ну, а изюма, зеленого, как трава, и очень мелкого, тут как нигде на свете. Это третий из славных городов, коими владеет в своем царстве император персов. Сарацины говорят, что христианам не дозволено жить там больше года. Есть здесь и иные диковинки.

Отправившись отсюда и пройдя через множество селений и городов, я добрался до некого города, который называется Кониум [Персеполь]; когда-то он был велик и в старину немало зла причинил римлянам. Стены его тянутся на