Через некоторое время он перешел в гул поздравления и вкрадчивый шум одобрения. В зал вошла Софи, а за ней директор фон Стейтенкротт и Бодо фон Финкл. Софи была одета в облегающее, длинное черное атласное платье и перчатки до локтей того же цвета и из того же материала. Кнуфер подошел близко к ней, и казалось, что в ее светло-зеленых глазах видит следы недавних слез. Глаза фон Финкла были неподвижными, а его крошечные желтые зубы стискивались каждый миг на верхней губе. Фон Стейтенкротт поправил монокль, поднял вверх обе руки и начал речь.

— Уважаемые господа, сегодня вечером я удостоен чести приветствовать вас на специальной игре — единственной в своем роде и второй в истории нашего казино. Приветствую прежде всего главную героиню этого торжества, мадам Изабель Лебецайдер, — фон Стейтенкротт приподнял цилиндр и сделал Софи глубокий поклон. — Приветствую представителей нашей гессенского дворянства, графа Адриана фон Кноблоха и графа Германа фон унд зум Штейн, людей пера: выдающихся журналистов нашего журнала «Wiesbadener Woche», а прежде всего известного писателя Маркуса Вейландта, который любезно согласился — с соответствующими изменениями — описать нашу встречу в своем новом романе, который является еще in statu nascendi (в состоянии задумки). Кроме того, приветствую — last but not least (последнее, но не менее важное) — всех господ, тут присутствующих, постоянных и новых гостей нашего заведения.

Грянули аплодисменты, а фон Стейтенкротт отвесил поклон.

— Уважаемые господа, представляю теперь правила сегодняшней игры и дальнейшую программу вечера. Через некоторое время разыграем специальный и единственный в своем роде ва-банк: Бодо фон Финкл против казино в Висбадене, представленный моей персоной. Уважаемый господин фон Финкл первым соизволит сделать ставку на красное либо черное, или четное либо нечетное. Мне, естественно, остается ставка противоположная, чем ставка господина фон Финкла. Моему уважаемому противнику — в случае его выигрыша — будет аннулирован долг перед казино, сумма которого известна только мне и ему. В случае его проигрыша мадам Изабель Лебецайдер будет занята минимум на два месяца в нашем казино. Условия работы и оплаты и отставки от должности мадам Лебецайдер известны. Рулетка будет вращаться только один раз. Заключение закладов между господами не запрещено. Принимать их будет представленный тут крупье Пауль Рихтер. Один процент закладов переходит в пользу казино. После окончания ва-банка господа приглашаются в подземелье, где состоится прием и тот тип игры в рулетку, который недоступен обычным посетителям казино, — фон Стейнтенкротт набрал воздуха и спросил важным тоном: — Мадам Лебецейдер, господин фон Финкл, не могли бы вы подтвердить при свидетелях, что то, что я сказал, соответствует истине? — фон Стейтенкротт, услышав дважды громкое «да», сделал знак Рихтеру. Тот разложил на столе лабораторные весы и положил на одну чашу шарик, на другую — маленькую гирьку. Найдя идеальный баланс, принял центральное положение и выкрикнул:

— Mes dames, monsieurs, s’il vous plait, faites vos jeux (дамы, господа, прошу вас, делайте ставки). Я также принимаю заклады.

Фон Финкл пододвинул Софи высокое, тяжелое кресло, занял место за столом напротив директора, вытащил из кармана золотой царский империала и подтолкнул его для благословения. Мягкие холмы груди лихорадочно двинулись в обширном декольте, палец в атласной перчатке сделал знак креста. Фон Финкл бросил монету над таблицей ставок. Монета закрутилась и покатилась за борт. Фон Финкл сжал веки и одной мыслью запустил серию ассоциаций. Восемь детей во сырой избе бедзинского портного Финкельштейна, шьющего халаты для бедняги, пара родителей — пылкий чахоточный и заботливая мышь в перекошенном парике — пара вонючих коз, которые зимовали вместе с обитателями дома. Первое шествие в Бедзине и полотнища кровавых цвет знамен, красное лицо Шаи Бродского, который обнимает нового казначея еврейской партии «Bund», Бернарда Финкельштейна, а затем через четыре месяца открывает партийную кассу и не видит кучи золотых империалов, красный платок роскошной шлюхи в лодзинском отеле, красная рабочая кровь на бедзинском булыжнике, красная кровь бундовцев, чьи взносы принесли ему состояние в лодзинском казино в «Гранд-Отеле». Фон Финкл открыл глаза и сказал:

— Ставлю на красное.

— Нет! — крикнула Софи. — Ставь на четное. Эта игра на меня, и мне тоже есть что сказать.

Среди собравшихся раздался шум восхищения. Заверили между собой ставки. Могучий бородач со славянским акцентом и внешностью всунул в руку Рихтера пачки банкнот.

— Четное! У этой красавицы предчувствие, — выдохнул он.

— Генерал Баседов знает, что делает, — прошептал редковолосый остробородый Кнуферу и вручил Рихтеру сто марок. — Четное!

— Красное, — Кнуфер бросил на стол пятьдесят марок.

Возникло большое замешательство. Мужчины толкались вокруг стола и выкрикивали. Никто из них не посмел прикоснуться к Софи. Рихтер все записал и подбросил шарик.

— Les jeux sont faites. Rien ne va plus! (Ставки сделаны. Ставок больше нет!)

— Вы принимаете, конечно, решение мадам фон Лебецайдер? — фон Стейтенкротт посмотрел вопросительно на фон Финкла.

— Ce que femme veut, Dieu le veut[17].

— Господин Рихтер, начинайте!

Шарик попал в обороты колеса и начал свой танец. Он остановилась в секторе «ноль», после чего — как будто сброшенный невидимой пружиной — подскочил и упал в ямку, помеченную «двадцать девять красное». Колесо остановилось, и Рихтер огласил результат. Фон Финкл закрыл глаза и увидел вращающиеся цвета казино: светло-коричневый, зеленый и золотой. Он встал от стола и вышел в холл. Софи заплакала и выбежала за ним. Кнуфер получил сто марок и незаметно подошел к двери зала. Фон Стейтенкротт принимал поздравления.

— Как хорошо, — сказал Кнфер сам себе, — они могли бы поздравить акулу, что разорвала тунца.

— Красавице не потрафило, — взревел генерал Баседов, входя в зал. — Вот судьба…

Красавица стояла рядом с фон Финклом и гладила его по щеке. Выдающийся режиссер кусал губы и медленно погружался в бедзинские воспоминания. Кнуфер услышал вопросительный тон ее голоса. Он подошел ближе и услышал ответ фон Финкла:

— Да, буду.

— Всегда и несмотря на то, что сейчас произойдет? — рыдания искажали голос Софи.

— Я еду в Берлин и там буду тебя ждать. Через два месяца я начну каждый день выходить на вокзал Zoologischer Garten (Зоологический сад) и ждать вечерний поезд из Висбадена. Каждый день у меня будет для тебя букет роз, — фон Финкл взял у боя пальто и шляпу, поцеловал Софи в лоб и спокойно отошел в туманный парк — кладбище замороженных пней каштанов. Софи хотела выйти за ним. Наткнулась, однако, на массивную фигуру охранника.

— Насколько я знаю, мадам, — сказал цербер — госпожа должна быть на работе.

Вроцлав, воскресенье 15 декабря, час ночи