Так или иначе, те, кто не изменил ни естественной среды, ни образа жизни, заплатили ценой собственной гибели за неумение ответить на вызов засухи. Те, кто избежал перемены естественной среды, изменив образ жизни и превратившись из охотников в пастухов, стали кочевниками Афразийской степи. Их достижения и судьба потребуют нашего внимания в другой части книги. Те общины, которые предпочли перемене образа жизни перемену естественной среды и избегали засухи, следуя за зоной циклона по мере того, как он смещался на север, неожиданно столкнулись с новым вызовом — вызовом северных сезонных холодов, породившим новый творческий ответ, который не уступал старому. В то же время общины, которые избежали засухи, отступая в муссонный пояс, оказались под наркотическим воздействием, исходившим от климатического однообразия тропиков. В-пятых, были общины, которые ответили на вызов засухи переменой и естественной среды, и образа жизни, и эта редкая двойная реакция явилась динамическим актом, создавшим египетскую и шумерскую цивилизации из примитивных обществ исчезающих афразийских саванн.

Переменой в образе жизни этих творческих общин было радикальное превращение собирателей и охотников в земледельцев. Перемена в их естественной среде была небольшой по расстоянию, но огромной, если учитывать ту разницу в характере, которая существовала между оставленными ими саваннами и новым природным окружением, в котором они теперь обрели свою родину. Когда саванны, возвышавшиеся над низовьями Нила, превратились в Ливийскую пустыню, а возвышавшиеся над низовьями Евфрата и Тигра — в пустыни Руб-аль-Хали и Деште-Лут, героические первопроходцы, воодушевленные смелостью или безрассудством, бросились в эти болотистые джунгли нижней долины, куда до них ни разу не проникал человек, и своим динамическим актом превратили их в земли Египта и Сеннаара[162]. Их соседям, которые выбрали иной путь, описанный выше, подобное рискованное предприятие должно было показаться безнадежным. Ведь в ту далекую эпоху, когда территория, начавшая теперь превращаться в Афразийскую степь, была еще земным раем, нильские и месопотамские болота представляли собой неприступную и, очевидно, непроходимую дикую местность. Как оказалось, предприятие закончилось успехом, превышавшим самые оптимистические надежды, какие только могли питать первопроходцы. Своенравие природы покорилось человеческим трудам. Бесформенные болота уступили место системе каналов, дамб и полей. Земли Египта и Сеннаара были подняты из дикости, а египетское и шумерское общества отправились в свои великие приключения.

Нижняя долина Нила, куда спустились наши первопроходцы, не только весьма отличалась от той долины, которую мы видим сегодня после того, как на ней оставили свою печать шесть тысячелетий искусного труда. Она почти настолько же отличалась и от той долины, которая была бы сегодня, если бы человек предоставил природе формировать ее заново. Даже в такое сравнительно недавнее время, как эпоха Древнего и Среднего царств (то есть спустя несколько тысячелетий после первопроходцев), гиппопотам, крокодил и разновидность дикой курицы, встречающиеся в наше время лишь ниже Первого порога, были обычными обитателями нижней долины, о чем свидетельствуют произведения скульптуры и живописи, сохранившиеся от этого периода. То, что касается птиц и животных, можно сказать и о растениях. Хотя в самом Египте установилась засуха, там выпадало еще достаточное количество осадков, и Дельта представляла собой заболоченную местность. Возможно, в то время Нижний Нил выше Дельты был похож на Верхний в районе Бахр-эль-Джебель[163] в Экваториальной провинции Судана, а сама Дельта напоминала район вокруг озера Но, где Бахр-эль-Джебель и Бахр-эль-Газаль[164] сливают свои воды воедино. Вот современное описание этой унылой местности:

«Пейзаж Бахр-эль-Джебель, где она протекает через область “сэдда”[165], весьма однообразен. Там совсем нет берегов, за исключением нескольких отдельных мест, нет подобия какого-либо водораздела на кромке воды. Поросшие тростником болота протянулись на многие километры по обеим сторонам реки. Их пространства лишь на время прерываются лагунами открытой воды. Их поверхность лишь на несколько сантиметров возвышается над поверхностью воды в реке, когда ее уровень является самым низким, а поднятие уровня на полметра затопляет их на огромном расстоянии. Эти болота покрыты плотной порослью водяных сорняков, простирающихся во всех направлениях до линии горизонта…

Во всей округе, в особенности между Бором и озером Но, крайне редко можно встретить какие-либо следы человеческой жизни… Весь край имеет опустошенный вид, который невозможно описать словами. Его надо увидеть, чтобы понять».

Эта область необитаема, поскольку люди, живущие по ее окраинам, не сталкиваются в своей повседневной жизни с суровым выбором, стоявшим перед отцами египетской цивилизации, когда те заселяли края нижней долины Нила шесть тысячелетий назад: пробиваться в неприступный «сэдд» или держаться за унаследованную естественную среду, начинавшую уже превращаться из земного рая в негостеприимную пустыню. Если наши ученые правы в своих догадках, то предки этих людей, живущих на краю суданского «сэдда», жили там, где теперь Ливийская пустыня, бок о бок с основателями египетской цивилизации в то самое время, когда те отвечали на вызов засухи, сделав свой жизненно важный выбор. В это время предки современных динка и шиллук[166], по-видимому, отделились от своих героических соседей и пошли по линии наименьшего сопротивления, отступив на юг, в страну, где бы могли продолжать жить, не изменяя своего образа жизни, в природном окружении, частично идентичном тому, к которому они привыкли. Они поселились в тропическом Судане, в зоне экваториальных дождей, и здесь их потомки остались до сегодняшнего дня, ведя ту же самую жизнь, что и их дальние предки. На своей новой родине инертные и неамбициозные эмигранты нашли то, чего желала их душа.