Я остановилась, не зная, что делать. Пистолет оказался холоднее и тяжелее, чем я ожидала; я держала его на вытянутой руке и уже чувствовала, как ноет запястье. Внезапно мужчина развернулся и бросился на меня с ножом. Я опустила пистолет и выстрелила.

Видео остановилось.

– Э-э, дорогуша, – сказал полицейский, подходя ближе. – Вы стреляли по ногам.

– Я знаю.

– Почему?

– Я не хотела причинить ему боль, просто хотела остановить его.

– Мэм, но он хотел причинить боль вам!

Начался второй эпизод. Я стояла на заднем дворе какого-то дома. С трех сторон газон окружал деревянный забор около двух метров высотой; плашки так плотно подогнаны друг к другу, что за ними ничего не было видно. Вдоль забора шла полоска голой земли, усеянная большими камнями.

Посреди дворика двое мужчин вырывали друг у друга какой-то предмет, который я не видела. Я колебалась.

– Можете поговорить с ними, – подал голос полицейский. – Видео интерактивное.

Ага, новая информация! Очень хорошо.

– Что здесь происходит? – строго спросила я.

Мужчины перестали драться и посмотрели на меня.

– Кто она? – спросил один другого.

«Откуда они знают, что я женщина? – подумала я. – Неужели они действительно меня видят?» Симуляция казалась все более и более реальной.

Мужчина, стоявший правее – здоровяк с щетинистой бородой на добрых пятнадцать сантиметров выше меня, – отпустил своего худосочного, чисто выбритого противника.

– Я позабочусь о ней, – сказал он.

Он наклонился, поднял большой камень и двинулся на меня. Я стояла на месте. Он поднял камень и опустил его на то место, где должна была быть моя голова. Мониторы погасли.

– Почему вы не стреляли? – спросил меня полицейский.

– У него не было оружия, – запинаясь, пробормотала я.

– Камень такого размера в руках человека такого размера – это оружие, – отрезал сержант. – Он просто убил вас. И не очень красивым способом.

Фантастика!

Началось третье видео. На этот раз я сидела за рулем автомобиля. Меня охватило странное чувство дискомфорта – в реальной жизни я не вожу. Едва я подъехала к дому, к машине подбежала пухленькая блондинка средних лет в махровом розовом халате. Ее лицо было перекошено от тревоги.

– Кто-то забрался в ваш дом! – сообщила она. – Я думаю, что он до сих пор внутри.

Я выскочила из машины.

– Ваш ребенок в доме? – спросила она.

Будто по сигналу из дома донесся тоненький голосок:

– Мама!

Я влетела в парадную дверь и увидела убегавшего мужчину с мешком. Не раздумывая, я выстрелила ему в спину и убила.

– Значит, когда кто-то хочет убить вас, вы либо не стреляете вовсе, либо стреляете в ноги, – подытожил полицейский. – Этот парень был безоружен, вам не угрожал и убегал. И его вы застрелили?

Оказывается, я оказалась единственной из всех участников конференции, кто выстрелил в последнего человека. Когда позже меня попросили встать и объяснить, почему я так сделала, я не нашлась, что сказать. Это была интуитивная реакция: если ты обидишь моего ребенка, я тебя убью. У меня не было никаких доказательств, что мой ребенок пострадал, не было причин для убийства, но я сделала это. Я выстрелила.

Я провела много мучительных ночей, пытаясь сообразить, почему же нажала на спусковой крючок. Все произошло так быстро, что я даже не успела сообразить, что делаю. Мои реакции были автоматические и почти непроизвольные. Но они были моими, и мне пришлось бы отвечать за них, случись это в реальной жизни. Так что же определило мое рефлексивное решение выстрелить?

Даже за то небольшое время, которое занимала каждая симуляция, я собрала множество объективных фактов: заметила пол, рост и лица мужчин, а также то, во что они были одеты и что несли. Я не делала предположений относительно их характера или нравственности, смотрела как на всю картину целиком, так и на мелкие детали. Хотя я не могла чувствовать запах, я задействовала другие органы чувств, чтобы осознать текстуры и звуки. Я учла свои собственные фильтры восприятия, признав, что сидение за рулем автомобиля вызвало у меня дискомфорт. Даже мой прошлый опыт вступил в игру: на меня никогда не нападали с ножом или камнем, и я не смогла автоматически посчитать их оружием.

Очень быстро я собрала множество данных и разделила их на две категории: объективные и субъективные, факты и предположения. Но что заставило меня действовать на основании только некоторых из них? Что заставило определенные элементы выдвинуться на передний план и повлиять на мое решение? Мои приоритеты.

Причина, почему я не выстрелила в первых двух нападающих, но выстрелила в последнего, безоружного, одна: мой сын. Он – мой приоритет номер один. Как большинство родителей, я ставлю безопасность моего ребенка превыше собственной жизни.

Умение расставлять приоритеты крайне важно. То, что мы считаем самым важным, и будет определять наши действия. До сих пор мы занимались оценкой и анализом информации, которую собрали. Тем не менее классификация этой информации, согласно ее приоритетности – будь то сознательно или нет, – самым непосредственным образом влияет на наши поступки.

Как только мы собрали достаточное количество сведений, у нас появляется выбор: на основе каких данных мы будем действовать? Наши действия не всегда носят столь судьбоносный и физический характер, как решение застрелить незнакомца или нет. Зачастую нам нужно принять менее опасные для жизни, но по-прежнему важные решения – например, определить, на анализ каких фрагментов информации выделить ресурсы и в каком порядке.

Мы физически не можем отследить и изучить каждую обнаруженную деталь – по крайней мере не все сразу. Обсуждая когнитивные пределы человеческого мозга и миф о многозадачности, мы убедились, что человек не в состоянии делать несколько вещей одновременно. Ходить и говорить – да. А читать книгу о нейронных связях, одновременно разговаривая с профессором университета и его игрушечным орангутангом? Нет. Если мы заранее не решим, каким делом заняться в первую очередь, наш мозг сам выберет его на основании «встроенных» представлений и пристрастий. А это не всегда хорошо. Живой тому пример – доктор Анна Пу.

Когда 29 августа 2005 года в Новый Орлеан пришел ураган Катрина, доктор Пу, уважаемый хирург Мемориального медицинского центра, добровольно осталась дежурить после окончания смены. Она ухаживала за пациентами и не выходила из больницы в течение четырех дней. Все это время ситуация снаружи и внутри ухудшалась. Доктор таскала предметы первой необходимости, помогала распределять пищу, по два часа вручную поддерживала работу системы вентиляции легких, спасая жизни. Все ее добрые дела, однако, были омрачены решениями, которые она приняла при расстановке приоритетов.

Наводнение добралось до больницы, электричество отключилось, системы санитарного контроля перестали работать, еда закончилась, а температура в здании поднялась до 43 градусов по Цельсию. В ночное время больница была темной и пугающей.