Оглянувшись по сторонам и убедившись, что никого рядом нет, Секунд постучал в дерево костяшками пальцев.

— Кто? — тут же спросили за дверью.

Секунд наклонился и пробормотал несколько слов.

Видимо, ответ был верен. После недолгой паузы засовы отодвинули, и дверь неслышно отошла в сторону на хорошо смазанных петлях. В проеме возникла мощная фигура в красно-коричневой военной тунике, державшая в руке обнаженный гладиус. Судя по коротко остриженным волосам и шраму от правого уха до подбородка, это был еще один отставной легионер.

Узнав Секунда, он вложил меч в ножны и в знак приветствия ударил себя в грудь кулаком правой руки.

Ответив тем же, Секунд прошел в атриум.

Фабиола и Секст вошли следом, за ними — все остальные. При виде двух незнакомцев, одним из которых была женщина, а вторым — тяжело раненный раб, страж прищурился, но не сказал ни слова. Дверь закрылась с тихим щелчком, и в таблинуме стало темно. Единственным источником света здесь были масляные лампы в настенных кольцах, размещенные через равные промежутки. Колеблющийся свет падал на ярко раскрашенные статуи. Самым величественным было изображение божества в плаще, склонившегося над распятым быком. Тени, отбрасываемые фригийским колпаком, скрывали лицо бога, но зажатый в руке кинжал ясно говорил о его намерениях. Как и всем животным в святилищах, огромному быку предстояло стать жертвой.

— Митра, — почтительно объявил Секунд. — Отец.

Его товарищи дружно склонили головы.

Испуганная Фабиола слегка вздрогнула. Хотя они находились в первом из помещений храма, однако энергия чувствовалась здесь сильнее, чем в целлах огромного храма на Капитолийском холме. Если ей повезет и на то будет воля Митры, она сумеет здесь что-нибудь узнать о Ромуле. В отличие от лжи предсказателей и уклончивых ответов, которые давались в храмах, в таком священном месте, как это, действительно могли сказать правду… Фабиола заставила себя вернуться к действительности. Нельзя расслабляться, подумала она. Время молиться настанет позже. Почтительно поклонившись статуе, она показала на зиявшую глазницу Секста и сказала:

— О нем нужно позаботиться.

До сих пор ее раб не произнес ни слова жалобы, но теперь скрежетал зубами. Ярость борьбы утихла, и боль колола его череп тысячами жалящих игл.

Секунд показал налево.

— Валетудинариум там.

— Кому принадлежит этот дом? — спросила Фабиола.

Он сильно отличался от жилищ, которые могли себе позволить большинство горожан.

— Что, здесь лучше, чем в армейских казармах? — засмеялся Секунд. — Госпожа, его хозяином был легат. Один из нас.

— Был? — нахмурилась она.

— Бедняга упал с коня два года назад, — ответил Секунд. — И родни не оставил.

— И вы присвоили себе его собственность?

Впрочем, ничего удивительного в этом не было. В современном ненадежном политическом климате тот, кто действовал уверенно, часто мог не опасаться закона. Именно так годами вели себя Клодий и Милон.

— Госпожа, мы ветераны, а не воры. — Секунд смерил ее суровым взглядом.

— Конечно, — пробормотала Фабиола. — Извини.

— Теперь домус принадлежит Митре, — просто ответил он.

— И вы живете здесь?

— Нам дарована такая привилегия, — ответил Секунд. — Это самое священное место в Риме. Его нужно защищать.

Оставив товарищей у статуи Митры, Секунд повел Фабиолу и Секста по коридору и обогнул то, что должно было быть углом центрального двора. Под ногами у себя они видели простую, но хорошо выложенную мозаику с типично римским рисунком, представлявшим собой концентрические окружности, волны и водовороты. Они миновали множество комнат, которые казались необитаемыми; за открытыми дверьми не было ничего, кроме голых стен и полов.

Наконец Секунд остановился перед комнатой, из которой доносился сильный запах уксуса — главного дезинфицирующего средства, использовавшегося римскими врачами.

— Янус! — крикнул он.

Фабиола подтолкнула Секста вперед и следом за ним вошла в валетудинариум, военный госпиталь. Как ей предстояло выяснить позже, он ничем не отличался от палатки в полевом лагере. Приемную заменял низкий столик, стоявший у двери. На деревянных настенных полках располагались свитки из телячьей кожи, металлические инструменты, глиняные горшки и стеклянные мензурки. На полу стояли открытые сундуки, наполненные свернутыми тюфяками и одеялами. В задней части комнаты находились низкие койки, ни одна из которых не была занята. Рядом с ними — исцарапанный стол, окруженный множеством масляных ламп, стоявших на грубых металлических подставках. С каждой ножки стола свисали толстые веревки; его крышку покрывали темные пятна, похожие на не отмытые до конца следы запекшейся крови.

С кожаной табуретки в углу встал русоволосый узколицый человек в потертой военной тунике, украшенной двумя фалерами, и вежливо поклонился Фабиоле. Как все воины, он носил пояс с кинжалом в ножнах. Человек подошел к ним, негромко цокая подошвами калиг, подбитых гвоздями.

Фабиола учтиво поклонилась ему. Товарищи Секунда могли выглядеть бродягами, но все они вели себя с тихим достоинством.

— Что это? — спросила она, кивком показав на стол.

— Операционная, — спокойно ответил русоволосый лекарь.

При мысли о том, что к этому столу привязывали людей и вскрывали им внутренности, у Фабиолы свело живот.

Янус подвел к столу Секста.

— Стрела? — негромко, но властно спросил он.

— Да, — пробормотал раб, послушно наклоняя голову для осмотра. — Я сам вырвал ее.

Янус неодобрительно цокнул языком и начал прощупывать пустую глазницу, разыскивая другие повреждения. Секунд заметил удивление Фабиолы.

— Когда наконечники выходят наружу, они повреждают плоть. Оставляют рваные и очень опасные раны, — объяснил он. — Раны от ножей и мечей куда чище.

Она сморщилась. Ромул!

— Мы в легионах видели и не такое, — пробормотал Секунд. — Война — дело жестокое.

Тут Фабиола едва не потеряла сознание.

— Что случилось? — заволновался Секунд.

Почему-то Фабиола не смогла скрыть от него правду. Боги дважды свели ее с Секундом за несколько дней; ветеран должен был ее понять.

— Мой брат был в Каррах, — объяснила она.

Секунд смерил ее удивленным взглядом.

— Как это случилось? Разве он принадлежал Крассу?

Конечно, он знал ее прошлое. Знал, что она была рабыней. Фабиола тревожно покосилась на Януса и Секста, но те были заняты своим делом и ничего не слышали. Лекарь уложил раба на стол и начал смывать с его лица кровь влажной тряпкой.

— Нет. Он сбежал из Лудус магнус и вступил в армию.