– Да свершится воля Господня, – послушно повторил Бранко.

– Как только я произнесу эту фразу – считай, приговор им уже подписан. Сам выберешь место и время. Не тяни. Постарайся поэффектнее, чтобы было больше свидетелей…

– Да я всегда эффектно, – пожал плечами Бранко.

– Знаю, как ты эффектно… – Перес постучал кулаком по загипсованной ноге. – А ты сегодня же полетишь к народу с Ольгой, – обратился он к Исидоре.

– Куда?

– На ферму, в колонию. К моему народу.

– Видела я этот народ. Головорезы.

– Это не народ. Это правительство. Не впадай в марксистскую ошибку. Народ и правительство не едины. Народ у меня весь на ферме. Семьсот тридцать два человека… – Голос Переса потеплел. – Все как на подбор.

– Зачем мы туда полетим? – спросила Исидора.

– Журналистка должна написать правду. Как живут, чем занимаются.

– Неужто ты заинтересован в правде? – спросила донья.

– Все! Хватит! – Перес пристукнул ладонью по столу. – Подойди ко мне… – неожиданно дрогнувшим голосом произнес он.

Исидора нехотя повиновалась. Перес обнял ее за талию одной рукой, притянул к себе. Бранко Синицын тактично отвернулся.

– Ну что? Ты соблазнила этого мента? – спросил Перес.

– Нет. Он любит Ольгу.

– Дур-рак! – выругался Перес. – Ему такой шанс выпал. Я соскучился по тебе… Дурака и застрелить не жалко. Как считаешь, Синицын? – обратился он к Бранко по-русски.

Бранко замялся.

– Как вам будет угодно…

– Не убивай их, – попросила донья.

– Если пойдут ко мне министрами – не убью. Ивану министерство внутренних дел отдам.

– Иван не пойдет, – сказала она.

– Вдвойне дураком будет. У меня ж не работа, а мечта. При таких-то людях… Да у них и внутренних дел никаких нету, министерство жалко заводить… Ладно, ступайте. Я тут позанимаюсь полчаса, – Перес нацепил на нос очки, углубился в какие-то бумаги.

В очках он сразу стал неопасным стареющим человеком.

Исидора и Бранко вышли.

– Бранко, вы помните, как отец народов относился к наркотикам? – тихо спросила Исидора.

– Резко отрицательно, – так же тихо ответил Бранко.

– Вы уже знаете, что дон Перес производит и продает наркотики. Иван и Вадим хотят это пресечь. Вы меня поняли?

– Более чем, донья.

– Ой, не верю я вам… – покачала она головой.

– Да вы что – за идиота меня считаете?! С тех пор как ВПШ кончил, все за идиота считают! – обиделся Бранко. – Все будет хорошо. Еще ни одного порядочного человека не взорвал, – уже спокойнее добавил он.

Пенкина не участвовала в общей пьянке, потому что Биков засадил ее за коммюнике. Он обещал Пересу коммюнике к вечеру.

Ольга никогда не писала коммюнике. Ей было интересно.

Они устроились в том же зале, где проходила пресс-конференция. Биков вел себя суетливо, зачем-то закрыл дверь на ключ, часто вытирал пот.

– Зачем дверь закрыл? – прямо спросила Ольга.

– Секретность, Пенкина, секретность… – озабоченно проговорил Биков и принялся опускать жалюзи.

За окном уже выносили из банкетного зала первых перепившихся министров и Алексея Заблудского. Их несли в правительственную деревню, располагавшуюся неподалеку, в парке.

В пресс-холле стало полутемно и лирично. Биков включил музыку и достал из холодильника ликер «Амаретто». Пенкина с интересом смотрела на эти приготовления к коммюнике.

Биков разлил ликер в рюмки и поднес одну Пенкиной. Та взяла осторожно, чтобы не расплескать, поскольку Биков наполнил рюмочку до краев.

Сам Дмитрий, будто этого и ждал, поставил свою рюмку на стол и внезапно грохнулся перед Пенкиной на колени. При этом уткнулся лбом ей в бедро. Пенкина не могла отбить атаку, ибо держала переполненную рюмочку и боялась пролить на голову Бикову.

– Оля! Оленька! – глухо взывал Биков, в промежутках покрывая бедро поцелуями и стремясь расширить их зону. – Я увидел тебя – и погиб! Здесь нет ни одной женщины! Кругом сельва и пьяные члены кабинета! Ты одна можешь меня спасти!

Ольга улучила момент и одним махом влила в себя рюмку. Одна из проблем была решена. Ольга отбросила рюмку и вцепилась пальцами в кудрявую шевелюру Бикова, стремясь оторвать его голову от своей ноги.

– Давай… писать… коммюнике… – с усилием выговорила она, ибо Биков был силен, как молодой бугаек.

– Давай… Только… сначала… любовь… – также в борьбе отвечал ей министр.

– Где… ты… предлагаешь?.. – полюбопытствовала Ольга, держа тяжелую голову навесу.

– Где… угодно… На столе… Я микрофоны… уберу… – тяжело дышал Биков.

– Да уж… давай… с микрофонами… – пыхтела Ольга.

Он оторвался от желанного бедра, вскочил, схватил ее на руки и понес к столу, где только что восседали делегации. Пенкина была увесиста, и Биков едва донес ее до стола, где бухнул достаточно неаккуратно.

Пенкина уселась на столе и, недолго думая, влепила Бикову увесистую оплеуху.

– За что? Вот они, микрофоны! – обиделся Биков.

– Я люблю другого, – заявила Пенкина.

– И люби. Кто тебе мешает?

– У тебя несерьезные намерения.

– Хорошо. Давай с намерениями. Выходи за меня, Перес нас распишет, будем выпускать журнал, – с готовностью предложил Дмитрий.

– Так ты небось женат.

Биков потупился. Было видно, что ему тяжело говорить правду, но иначе он как честный журналист не может.

– Женат. Семь раз, – сказал он.

– Сколько?! – вытаращила глаза Ольга. – Ты что – с пеленок женился? Тебе же тридцати нет!

– Двадцать семь, – подтвердил Биков. – Понимаешь, я искренний! – принялся искренне объяснять он. – Каждый раз на одном и том же попадаюсь. Иду с девушкой в ЗАГС, а она приводит подружку-свидетельницу! И я в нее тут же – бух! – и влюбляюсь! Семь раз так было.

– А я восьмой буду, да?

– Это навеки. Точно. Во-первых, свидетельниц нет, кроме доньи Исидоры, а она Пересова. Во-вторых, отсюда не убежишь. Если уж попал – как в зону на пожизненную каторгу. В-третьих, я ведь тебя люблю!

– Навеки? – задумалась Ольга. – Нет, навеки лучше дома. А тебя зачем сюда принесло?

Биков объяснил, что после гонений и судебных преследований, когда Пен-клуб спас его от тюрьмы, он решил эмигрировать ввиду невозможности печатно применять непечатные слова.

– А тебе это очень нужно? – вставила Ольга.