– У меня такое ощущение, что мы оба находимся под арестом, – как можно тише проговорил Артур, возвращаясь к столику.

– В комфортабельном подземелье, – не стала разочаровывать его Диана.

– Вы приказали воинам-азиатам охранять нас? Или же их предназначение – стеречь меня?

– Они знают свои обязанности, граф. Не смейте сомневаться в этом. – Диана поднялась, вновь предоставив Артуру де Моле возможность окинуть взглядом свою прелестную фигурку. – Но у вас это не должно вызывать опасения.

– Однако же вызывает. Мне известно коварство этого народа.

– А мне многое другое из характера и обычаев тех же татар, – Диана отошла за занавеску и взялась руками за две ее части, готовая в любое мгновение свести их. – Все, любезнейший граф. Благодарю за приятную беседу, совместный ужин и… не смею усложнять вашу жизнь своим обществом.

Граф раздраженно повел головой, но, решив, что это всего лишь очередная «игра у любовного ложа», попытался обнять Диану. Он еще раз успел ощутить в своих руках тело девушки, еще раз опьянеть от запаха пряностей, теперь уже слегка разбавленного уксусным налетом молодого вина, и даже попробовал поцеловать ее в шею, оттесняя при этом к постели…

В чувство его привел сильный, совершенно не похожий на шаловливую дамскую пощечину, удар в лицо.

– Вы целый вечер предавали меня, продавая какому-то старикану – графу де Корнелю! – подводила жестокий итог их вечернему свиданию графиня. – Вы нагло подсовывали меня в чье-то ложе, пытаясь извлечь для себя весьма сомнительную выгоду. Вы обменивали меня на собственное никчемное любопытство и после всего этого хотите оказаться в одной постели со мной?! Очень любезно с вашей стороны.

– Но, графиня, это всего лишь предложение, – побагровело, даже при свете свечи было видно, как сильно побагровело лицо де Моле. – Ненавязчивое предложение, – сдавленным голосом оправдывался де Моле, отступая, но все еще не отступаясь от девушки. – Я-то считал, что мы полностью понимаем друг друга. Что наши отношения…

– У нас не было, никогда не было и не будет никаких отношений.

– Но мне казалось, что мы могли бы…

– Существует другой рыцарь, который имеет право считать, «что мы могли бы». Ему я, по крайней мере, даю повод для этого, – спокойно, цинично остуживала разгоряченного гостя графиня де Ляфер. – Но речь идет об истинном рыцаре, для которого все сокровища мира ничто в сравнении с честью любимой женщины.

– Еще два века назад затворницы французских замков действительно грезили такими рыцарями, – воспользовался своим шансом Великий магистр. – Но чтобы в наше время!..

– Не грезили, а отдавали им свои сердца. Прошу не смешивать эти понятия.

– Вы всего лишь неверно истолковали мое предложение, – мрачно пытался спасти ситуацию и свою честь граф де Моле. – В конце концов, мы могли бы подыскать женщину, способную заменить вас на этом поприще, я имею в виду на брачном ложе графа де Корнеля.

– Предполагаете, что такое возможно? – вдруг саркастически поинтересовалась Диана, вновь заводя несостоявшегося Великого магистра несостоявшегося ордена в логический тупик.

– Но мы же не можем остановиться на полпути! – вдруг вспыхнул гневом де Моле. – Если существует хоть какая-то доля вероятности, что тайны сокровищ тамплиеров сокрыты в архивах графа де Корнеля, то почему мы не должны попытаться использовать ее?!

Еще несколько мгновений Диана удрученно смотрела на графа. Господи, и этот человек мнит себя рыцарем, предводителем целого рыцарского ордена! Великим магистром! Если такой орден действительно возродится, она сама обратится к папе римскому с требованием вновь распустить его.

Однако все это эмоции. Графиня колебалась. Все, что можно было выведать у графа де Моле, она уже выведала. Мужик он молодой, крепкий, видный из себя. И не было бы ничего зазорного в том, чтобы одна из скучных ночей Шварценгрюндена оказалась посвященной именно ему. Это даже не было бы изменой Гяуру. Диана давно определила для себя: существуют мужчины для любви и мужчины для удовлетворения низменных женских страстей; мужчины для судьбы и мужчины для греха, как лекарство от бессонницы.

Еще можно было бы остановиться, прервать эту жуткую сцену изгнания Адама из райского шалаша и предаться библейскому же распутству. Однако теперь уже Диана очень смутно представляла, как бы она чувствовала себя в постели с этим человеком. Как принимала бы его ласки, какие слова шептала… Ведь, что ни говори, а «мужчина для греха» – еще не значит «мужчина с улицы».

Она решительно прошла мимо графа. Пощечиной оплатила скабрезный взгляд, которым Артур окатил ее, словно гулящую девку, и отодвинула засов.

– Потрудитесь оставить меня одну, – решительно приказала она де Моле.

– Не ожидал я, что все закончится именно так.

– Никогда не знаешь, что придется выуживать в заброшенные тобой сети вероломства, – устало, полусонно согласилась Диана. – Поторопитесь. Вы не представляете себе, как я устала от вас.

И граф понял: еще минута промедления – и Диана зычно позовет: «Кара-Батыр!». И в ту же минуту графиня действительно огласила дворец своим не по-женски зычным голосом:

– Кара-Батыр! Немедленно сюда!

Не успел затихнуть ее голос, как мрачная фигура воина-слуги уже маячила у двери. Чуть позади нее, у ниши, виднелся силуэт еще одного охранника.

– Покажите графу де Моле отведенную ему комнату. Граф слишком плохо ознакомлен с дворцом и случайно забрел в мою спальню.

36

– А по-моему, испанцы попросту обиделись на нас, – сдержанно улыбнулся в усы д’Артаньян, все еще оставаясь с друзьями у борта, рядом с капитанским мостиком. – Презрительно пройти мимо их форта! Непозволительная невоспитанность, которую можно простить только французам.

– Зато какая галантность с их стороны, господин лейтенант! – заметил де Морель. – Кораблей, как видите, пять на пять. Не пора ли назначать секундантов?

– В виде двух-трех французских фрегатов, – согласился Гяур, встревоженно всматриваясь во все более четко вырисовывающиеся силуэты вражеских кораблей. – Это выглядело бы трогательно, а главное, справедливо.

Его вдруг охватило чувство страха. Это был первый морской бой, в котором ему придется участвовать, и Гяур довольно четко представил себе, что произойдет, когда хотя бы один из кораблей начнет тонуть. Это был даже не страх, а отчаяние бессильного. Как офицер он уже видел перед собой сотни опытнейших воинов – с лошадьми, в полном вооружении, готовых к бою, однако не имеющих возможности дать этот бой. Воинов, обреченных гибнуть вместе с тихоходными судами, в трюме которых их заточили, словно в плавучие тюрьмы. Что может быть страшнее?

На самом деле это было отчаяние не человека, оказавшегося на краю собственной гибели, а командира, не сумевшего сохранить свое войско хотя бы для первого настоящего боя, а значит, зазря погубившего свой полк.