и привалился к стене, пытаясь успокоить дыхание. Его сердце колотилось все чаще, а ладони взмокли от пота. Ну вот, опять.

У него не было времени для очередной панической атаки. Только не сейчас. Он вообще не хотел повторения этих атак.

Санджей опустился на пол, зажал голову между коленей. Он пытался замедлить дыхание, игнорируя правду, которая безжалостно давила на него в нескончаемые бессонные часы: в одиночку ему не справиться.

Надо обращаться за помощью. Но к кому?

К Айоне, вот к кому.

ПИРС

Пирс взглянул на часы. Три часа пополудни, а он лежит в постели. Белоснежные, выглаженные и накрахмаленные простыни лишь подчеркивали его собственное отвратительное состояние. Он чувствовал себя каким-то пятном позора, которое нужно срочно удалить.

Он хорошо помнил, что утром вставал и одевался. Значит, он успел побывать на работе? Пирс ощутил в животе знакомый узел. Да не был он на работе, причем уже давно. А теперь отпала и надобность в спектакле с ежедневными «поездками на службу».

Утром он видел Марту. Это он тоже помнил. Может, он разбирал ее домашнее задание?

В дверь осторожно постучали. Пирс еще пытался вернуть себе способность говорить, когда дверь открылась и вошла Кандида, которая принесла ему чай. Она раздвинула занавески, села рядом и заговорила на редкость участливым тоном, каким обычно говорила только с детьми, да и то если они разобьют коленку или заболеют:

— Пирс, ты хорошо себя чувствуешь?

Не зная ответа на вопрос жены, он промолчал.

— Ты хотя бы знаешь, какой у нас год? И как зовут премьер-министра? — спросила Кандида.

— Я не окончательно потерял контакты с реальностью, — ответил он и добавил: — Тем хуже для меня.

— Не волнуйся. Мы справимся, — заверила мужа Кандида, гладя его по руке.

— Я даже не представляю как, — хриплым голосом признался Пирс.

Может, она и ему скажет: «Сейчас подую, поцелую — и все пройдет», наложит пластырь и даст таблетку парацетамола?

— Мы вместе разберемся со всеми финансами, посмотрим, что у нас осталось, соберем все резервы и выработаем план, — спокойно, но твердо объявила Кандида.

Сбросив туфли, она забралась к нему под одеяло.

Почему же он так сильно недооценивал Кандиду? В их отношениях Пирс всегда считал тягловой силой себя. И вот на тебе, сейчас жена подставила плечо, не дав ему упасть. Почему он с самого начала честно не рассказал ей обо всем? Возможно ли было спасти хоть что-то из ужасного хаоса, в который погрузился он сам и потянул за собой ее?

Кандида заговорила, но вдруг оконное стекло задрожало от удара. Пирс заметил, что все его реакции замедленны: такое странное чувство, словно бы его обернули ватой.

— Что за черт? — Кандида подошла к окну, открыла его и посмотрела вниз на гравийную дорожку. — Голубь, — сказала она. — Ударился о стекло.

— Как он? — спросил Пирс.

— По-моему, разбился насмерть.

Резкость ее ответа нестерпимо больно ударила по Пирсу, и он снова заплакал.

— Пирс, ну что ты? Это всего-навсего голубь. Лучше подскажи, как мне теперь от него избавиться. Бросить дохлую птицу в контейнер с обычным мусором или в пищевые отходы? Вряд ли она подлежит переработке.

— Это не голубь, а знак судьбы, — возразил Пирс.

— По-моему, тебе пора обратиться к специалисту. Сомневаюсь, что ты справишься самостоятельно.

Жена была права. До сих пор только притворство удерживало его от полного распада. Пока он усердно разыгрывал из себя «крутого перца», он верил, что таковым и является: уверенным, успешным, настоящим баловнем судьбы. Пока длилась игра, он по-прежнему ощущал себя Пирсом.

Но едва вчера они вернулись домой и он рассказал жене о реальном положении вещей, как все развалилось. Лишенный грима, он вновь стал Кевином — парнем, которым был когда-то, пока не поменял все декорации своей жизни, включая и собственное имя. Кевином с матерью-алкоголичкой, формой из секонд-хенда и бесплатными школьными завтраками. Кевином с хронически безработным, никчемным отцом, неспособным обеспечить семью. Похоже, яблочко упало совсем недалеко от яблони. Прошлое все-таки настигло его. Можно было убегать от прошлого, но лишь до поры до времени.

— Я поинтересуюсь у нашего врача, к кому из психотерапевтов стоит обратиться, и запишу тебя на прием, — пообещала Кандида.

— Не надо, не делай этого, — попросил Пирс. Существовал только один-единственный человек, с кем он мог обсуждать случившееся. — Я знаю одного психотерапевта и сам договорюсь о встрече.

— Великолепно. — Кандида улыбнулась и потрепала его по плечу, словно он принес домой похвальную грамоту за «примерное поведение». — Надеюсь, у него достаточная квалификация?

— У нее, — поправил Пирс, не зная, сумела ли Айона за годы работы психотерапевтом в женском журнале приобрести достаточную квалификацию. — Она очень давно занимается этой работой.

Правда, совсем не той, какую подразумевала Кандида. Но если вдруг Айона сама не сможет ему помочь, то хотя бы порекомендует кого-то, кто возьмется.

Пирс повернулся на другой бок и снова уснул.

МАРТА

Марта вжилась в роль. После одного из вагонных уроков — это было еще до того случая на платформе, — Пирс предложил ей воспользоваться методикой, которая называлась «Играть роль, пока роль не станет тобой». Это была даже не методика, а целая философия, приведшая самого Пирса к успеху. По его словам, Марте нужно создать новую личность (возможно, даже под другим именем) и наделить ее всеми способностями и чертами характера, какие она хотела бы видеть в себе. И девочка создала такую личность, назвав ее Другой Мартой.

У Другой Марты была куча друзей, и не потому, что она отличалась яркой внешностью. Нет, к ней тянулись благодаря ее внутренней уверенности, присутствию духа и полному безразличию относительно того, что думают о ней окружающие. Это очень напоминало Айону. Фактически между Айоной и Другой Мартой существовала духовная родственная связь. Не как между матерью и дочерью, поскольку у таких отношений хватало сложностей, а скорее как между теткой и племянницей.

Другая Марта была блистательной актрисой. Она замечательно играла в школьной постановке, ее заметили и предложили главную роль в новом сериале для «Нетфликса». Она смогла из мешка для продуктов соорудить себе топик и пришла в нем в школу, но никто и не подумал смеяться над нею. Наоборот, назавтра все крутые девчонки явились в таких же топиках.

Другая Марта ходила по самой середине школьного коридора, с высоко поднятой головой, в отличие от настоящей Марты, жавшейся к стенам и глядящей под ноги. Другой Марте с готовностью уступали дорогу. Каким бы людным ни был коридор, сверстники расступались, словно воды Красного моря