«Сядь прямо. Прекрати ерзать. Или тебе нужно преподать урок, как следует себя вести? Когда тебе сказали преклонить колени, так и делай, немедленно. Сложи ладони вместе. Проклятье! Молись!»

Фу сморгнул. Голос. Одновременно далекий и близкий, он был признаком того, что червь проник в голову. Пролез через ухо внутрь, в самый мозг. Он не проявил должной осторожности, и мысль о церкви дала червю долгожданный шанс. Сначала смешок. Потом откровенный хохот. Потом эхом: «Молись, молись, молись».

И: «Наконец-то начал искать работу? И что ты рассчитываешь найти, тупой бездельник? А ты уберись отсюда, не лезь под руку, Шарлин. Или тоже хочешь схлопотать?»

Бесконечная ругань. Бесконечный крик. Это могло продолжаться часами. Он-то думал, что уже избавился от червя, но мысль о церкви стала Его ошибкой.

«Я хочу, чтобы ты выметался из моего дома, слышишь? Спи где хочешь, хоть под дверью. Что, соломы нет подстелить?»

«Это ты довел ее, чтоб тебя! Ты прикончил ее!»

фу зажмурил глаза. Слепо потянулся вперед. Его руки наткнулись на какой-то предмет, Его пальцы нащупали кнопки. Он стал беспорядочно жать на них, пока не взревел звук. Глаза раскрылись от неожиданности.

Его взгляду предстал телевизионный экран, на котором в этот миг проступало изображение. Голос червя угасал. Фу не сразу понял, на что смотрит. Оказалось, Его уши и глаза штурмуют утренние новости.

Фу сосредоточился на экране. Постепенно Ему становилось ясно, о чем идет речь. Журналистка с волосами, раздуваемыми ветром, стояла перед полицейским заграждением. У нее за спиной зияло вратами Гадеса черное чрево туннеля — Шанд-стрит. В глубине мрачного сырого зева ржавую «мазду» освещали прожекторы.

При виде этой машины Фу успокоился, Его охватило чувство довольства Собою. Конечно, думал Он, не очень удачно вышло, что заграждение выставили с южного конца туннеля. С этой точки тела не видно. А Он столько усилий приложил, чтобы сделать послание как можно красноречивее: «Мальчик сам обрек себя, разве не понятно? Не на возмездие, избежать которого в принципе невозможно (и не стоит на это даже надеяться), а на невозможность освобождения. До самого конца он сопротивлялся и отрицал».

Фу предполагал, что наутро встанет с ощущением беспокойства, которое должно появиться из-за того, что мальчик отказался признавать свои постыдные поступки. Правда, в момент его смерти Он не испытал ничего подобного. Тогда Он ощутил другое: ощутил, что тиски, сжимающие Его мозг все сильнее день от дня, ослабли. Но Он ожидал, что беспокойство придет позднее, когда ясность ума и честность перед самим Собой потребуют от Него оценки выбора объекта. Но, проснувшись, Фу не испытал никаких негативных эмоций. Вплоть до появления червя Он наслаждался ощущением довольства, напоминающим чувство сытости после хорошего обеда.

— …Никакой другой информацией на данный момент, — горячо тараторила журналистка. — Мы знаем, что найден труп, мы слышали — подчеркиваю, всего лишь слышали — о том, что это труп мальчика, и также нам сообщили, что сюда прибыли офицеры полиции из Скотленд-Ярда, занятые в расследовании недавнего убийства в Сент-Джордж-гарденс. Однако связано ли это убийство с предыдущим… Нам придется подождать более точных сведений.

Пока она говорила, из туннеля за ее спиной вышли несколько человек: одетые в гражданское легавые, судя по манерам. Коренастая женщина с мочалкой вместо волос выслушала какие-то указания от укутанного в пальто блондина, который выглядел как наследник большого и старинного состояния. Она один раз кивнула и вышла из кадра, а светловолосый офицер остался разговаривать с парнем в накидке горчичного цвета и сутулым типом в мятом плаще.

— Сейчас я попытаюсь узнать… — сказала журналистка и придвинулась к заграждению так близко, как смогла.

Но та же самая идея пришла в голову и всем остальным журналистам, так что в последовавшей суматохе и выкриках никто не получил ответов на вопросы. Копы игнорировали прессу но телекамера тем не менее взяла крупный план занятых беседой полицейских. Фу получил возможность как следует рассмотреть Своих противников. Невзрачная тетка ушла, зато у Него было время изучить Пальто, Накидку и Плащ. Вывод таков: они для Него не самые серьезные соперники.

— Пятеро, и счет продолжается, — пробормотал Он экрану. — И даже не пытайтесь помешать мне.

У Него под боком стояла чашка чая, который Он заварил Себе сразу после пробуждения, и Фу поднял ее, салютуя телевизору, потом поставил чашку на стол. Вокруг Него негромко потрескивал дом — это трубы несли к радиаторам горячую воду. Но Фу услышал в треске оповещение о неминуемом появлении червя.

«Посмотри на это, — скажет Он, указывая на телевизионный экран, где Он и Его дела обсуждаются полицией. — Я оставляю для них послание, и они должны прочитать его. Каждый Мой шаг спланирован до мельчайших деталей».

Где-то за спиной раздалось надсадное сиплое дыхание. Этот извечный знак присутствия червя. Но уже не в Его голове, а прямо в комнате.

«Что делаешь, парень?»

Не было необходимости оборачиваться и смотреть. Рубашка окажется белой, как всегда, но с потертостями на воротнике и манжетах. Брюки будут темно-серые или коричневые, галстук идеально завязан, кардиган застегнут на все пуговицы. И он, как всегда, наполировал ботинки, наполировал стекла и оправу очков, даже наполировал лысину.

Снова этот вопрос: «Что делаешь, парень?» И в голосе скрытая угроза.

Фу не отвечал, поскольку ответ был очевиден: Он смотрит новости; перед Ним разворачивается Его личная история. Он оставил Свой след, и разве не это требовалось от Него?

«Отвечай, когда я с тобой разговариваю! Я спросил, что ты делаешь, и жду ответа».

И почти без паузы: «Где, черт возьми, тебя воспитывали? Немедленно сними свою чертову чашку с дерева. Или ты хочешь заняться полировкой мебели в свободное время, тем более что тебе его девать некуда? И о чем ты вообще думаешь? Или ты потерял даже способность думать?»

Фу сконцентрировал внимание на телевизоре. Он переждет. Он знал, что будет дальше, поскольку кое-что не менялось никогда: отруби в теплом молоке, превратившиеся в баланду, стакан клетчатки, растворенной в соке, молитвы, возносимые небесам в надежде на скорое опорожнение кишечника, дабы ему не пришлось мучиться в общественном месте, например в мужском туалете в школе. И если опорожнение произойдет, за ним последует триумфальная пометка в календаре на внутренней стороне дверцы буфета. «Н» означало в календаре «нормальный», хотя червь был кем угодно, только не нормальным.

Но этим утром что-то нарушило установленный ход событий. Фу спиной почувствовал, как тот наскакивает на Него — словно всадник Апокалипсиса.

«Где они? Что ты, черт возьми, сделал… Я же говорил, чтобы ты не смел прикасаться к ним своими грязными лапами. Разве нет? Разве не повторял сто раз человеческим языком? А ну выключи свой поганый телевизор и подними на меня глаза, когда я с тобой разговариваю!»

Он хотел получить пульт. Фу не собирался отдавать его.