Никто не отвечает.

– Понимаю… – совсем тихо говорит Литвак. – Он хочет вернуть танкер в бухту. А потом отделаться от всей команды – мы же свидетели его подлых делишек…

Усаживаюсь на небольшом штатном сиденье стрелка, устроенном между задними опорами треноги, взвожу рычажной рукояткой тяжелую пружину открытого затвора, подворачиваю ствол…

И грубо ору:

– Залупу ему в позолоченной оправе!

Над кормой гулко ухает очередь из трех выстрелов – пристрелочные заряды по настильной траектории уходят в сторону катеров.

– Отлично, – вношу я поправку.

И снова давлю на гашетку…

Не было голливудских эффектов с повторами с пятнадцати ракурсов; или в замедленной скорости, при которой зритель препарирует и смакует каждое мгновение взрыва. Все произошло быстро и трагично, как удар гидравлического молота по удивленной морде любопытной мартышки. Бац – и всё. Длинная серия запоздалых хлопков; обломки катера, вылетающие за пределы дымного облака; расходящаяся кругом мелкая пенная волна…

Был катерок, и нету.

Аравийское море

Район острова Сокотра

Мы курим на юте «Адмирала Пантелеева». Над головами – вертолетная площадка; рядом дымят свободные от вахты матросы в тропической синей формяжке.

Подставляя лицо свежему морскому ветру, Велик чешет кривой шрам на носу и тоскливо затягивает:

– Э-эх… стало быть, скоро опять в бригаду, в нашу холостяцкую общагу с аристократическим названием «Серая лошадь».

– Точно, – соглашается Валера. – Снова торчать на построениях, бегать кроссы, воспитывать молодое пополнение…

Ухмыляясь, подхватываю тему:

– Регулярно мотаться по горам Кавказа, отлавливать отморозков и посылать в жопу заместителей министра.

– Во-во, – «возвращается мяч» к Стасику, – а между командировками считать мелочь до зарплаты и жрать пирожки с керамзитом в офицерской столовке.

Задираю голову вверх и любуюсь бесконечностью синевы.

– Слушай, Стас! Раз уж ты решил перенять у Валеры нехорошую привычку ловить в каждом бою пули с осколками, то…

– То что? – настороженно нюхает он воздух.

– То тебе по возвращении предложат подлечиться в госпитале. Верно?

Величко тоже возносит глаза к небу и ощупывает перевязанную рану.

– Да ладно, тут и лечить-то нечего! Пока доплывем до родных берегов – забуду, какого цвета кровь.

– Нет, ты все-таки не отказывайся. Договорились?

– Что-то я не пойму…

– Последнюю извилину бедному Стасику пулей разгладило, – лыбится Торбин. – Думаешь, он о тебе печется? К Ирине захотелось наведаться – к медсестре! Правильно я говорю, Глеб?

– И к ней тоже.

Валера громко смеется, а Стасик, испугавшись потерять друга-холостяка, пускается меня отговаривать:

– Глеб Аркадьевич, ты подумай хорошенько! Ведь настоящие женщины замуж за настоящих мужчин никогда не выходят.

– Ну-ка, ну-ка поподробнее. Этой теории в твоем исполнении я не припомню.

– Да все элементарно – как пересчитать честных депутатов в нашей стране! Настоящая женщина с первого раза не соглашается, а настоящий мужчина два раза не предлагает. Вот и вся философия, брат.

– С тобой не поспоришь, философ. Только жениться я до дембеля не собираюсь…

За непринужденным разговором не замечаем подошедшего сзади Иноземцева – одного из кураторов нашего секретного задания. Мы уже виделись с однокашником – успели крепко, по-мужски обняться. Не удержавшись, Серега шепнул: руководство ФСБ нашу работу оценило на «отлично».

А чего ж ее не оценить? Пираты деморализованы потерей своего лидера и мозгового центра. Бандам с берегов Сомали понадобится какое-то время для перегруппировки сил и поиска нового талантливого координатора. Захваченный нами Хайер и его сообщник Антипов сидят под охраной военных моряков; раненые сомалийцы тоже под охраной, но в корабельном лазарете. Трупы для предъявления следственному комитету – в холодильнике. Мы, слава богу, живы; наше и трофейное оружие пунктуально сдано под расписочку, а новенький и вполне себе исправный «Тристан» пыхтит за «Адмиралом Пантелеевым» в сторону порта назначения. Да, противник понес потери в лице капитана Кравца и моториста Рябова. Ну, так что ж с того? Нас же не в круиз снаряжали, а на войну. А войны без потерь не бывает.

Серега закуривает, шутит. Настроение у всех отличное – под стать яркому солнечному дню.

– А русской водочки у товарища подполковника не найдется? – жалостливо клянчит Велик.

– Как?! Бойцы элитного спецназа пьют водку?! – строит страшную рожу Иноземцев.

– Естественно! – не теряется наш обормот. – Жизнь ведь надо прожить так, чтоб было стыдно рассказывать, но приятно вспоминать.

Иноземцев ржет, потом хитро щурится:

– В нашей конторе, как известно, все есть. Найдется и хорошая водка.

– И сколько же?

– Литров двадцать. Устроит?

– Ого! – хором открывают рты Валера со Стасом.

Я подумываю о том, что под водочку неплохо было бы пообедать.

– Годится. А покушать чего человеческого?

– И этого добра сколько угодно. И вообще… В кают-компании для нас давно накрыт стол, а мы тут сопли жуем…

Часика через два мы возвращаемся на свежий воздух. Сытые, прилично пьяные, довольные. В общем, счастливые.

Покачиваясь, держимся за леера; курим молча – наговорились за столом. Смотрим на безоблачное небо, на тонкую нить горизонта, прерывающуюся оранжевым корпусом идущего в кильватере танкера.

Интересно, о чем думают мои друзья? Наверное, мечтают о настоящем отпуске. При этом поездка в Анапу к тетке Стаса теперь не рассматривается даже в качестве запасного варианта – впечатлений от вчерашнего купания нам хватит до конца жизни.

Я тоже думаю о паре месяцев заслуженного отдыха. О встрече с медсестрой Ириной, о поездке в родной город, о Юльке и о родителях. А еще о людях, с которыми довелось познакомиться, занимая должность старшего механика «Тристана». Кажется, мне удалось приметить кое-какие интересные детали, когда подошли два бота с «Адмирала Пантелеева» и настала пора прощаться.

Ей-богу, в глазах Литвака блестели слезы. Старпом долго и уважительно тряс нам руки.

Топтался рядом и боцман. Обнял меня, Торбина; подхватив Стаса с перебинтованной головой, помог ему спуститься по нормальному трапу в катер. На ступеньках что-то негромко говорил своим сиплым голосом – похоже, извинялся за тот давний инцидент на палубе.

До чего же порой обманчиво первое впечатление о людях.