— Я знаю, что он меня пока потерял. Его ребяток я довольно легко тогда запутал. Дешевка, любители. Короче, вижу, надо бы горючим запастись, встаю у заправки. Из машины вылез. И тут меня ослепило что-то на секунду. Думаю, зеркальце на чьей-то машине блеснуло. Голову отворачиваю машинально и замечаю, что сзади, через две машины от моей, серый «жигуль» приткнулся, а у парня за рулем видеокамера в руках.

— Может, показалось? — неуверенно предположил Коля.

— Ни хрена не показалось! Что я, сам вот так на хвосте не висел в прежние времена? Ну ладно, думаю, сейчас я тебе маленько кости порастрясу. Заправился, выехал на шоссе, и как дерну! Гоню, а в зеркальце вижу: сидит, гад, на хвосте у меня и не отлипает. Мотор у него, наверное, форсированный. И вообще, по всем приметам, Коляныч, это был какой-нибудь мой бывший коллега, так-то вот! Только непонятно, почему он как бы даже подчеркивал, что следит за мной. Ты ведь знаешь, в каких случаях наблюдение уже не скрывают? Когда в ближайшее время собираются брать за жабры!

Значит, все-таки менты. А я… а я Макару Захаровичу нажалуюсь! Я должна сама… всем ментам назло!

— Фью-у! — присвистнул Коля. — Это уже серьезно.

— Более чем. В общем, не рискнул я прямо к тому человечку ехать, вылез где-то и позвонил по телефону. Пофутболили меня от одной секретарши к другой и сказали в конце концов: «Господин Корякин прибудет из Штатов не раньше двенадцатого сентября». И на том спасибо. Только вот подобраться к нему теперь посложнее будет, раз меня наши доблестные органы под колпак посадили. Это тебе не Калиновский со своей шантрапой.

— И как же ты теперь?

— Во-первых, до двенадцатого, а то и позже, залягу у себя в берлоге. К тебе больше не приеду. Я тебя, Коля, засветил, ты уж прости. Они ведь и обратно за мной ехали, гады, встали в конце улицы, я видел.

— Ладно, меня-то им брать не за что. Вот помочь тебе больше ничем Не смогу, это жаль.

— Может, и сумеешь. За машину спасибо, я ее в гараж закатил. Мне теперь надо выбраться от тебя незаметно.

— Это мы устроим, — спокойно сказал Коля и поднялся из-за стола. — Пошли-ка, баньку истопим.

— При чем тут банька? — удивился Вадим.

— А вот сейчас узнаешь.

Я поднялась с живота и пристроилась на сундуке. Надо было подумать, и хорошенько. Заодно и я, наконец, поем!

Спустя час хозяин вернулся в дом один, весело насвистывая. Видимо, из его баньки был прорыт подземный ход, потому что я не услышала ни пальбы, ни криков: «Лови! Держи!» Правда, в наше время за жабры берут тихо и незаметно, так что узнать, сцапали «органы» моего афериста или нет, я смогу только по возвращении.

Хотя и это вряд ли. Вадим, может, и улизнул, а вот где гарантии, что он зайдет ко мне в гости еще хотя бы раз? Так что моим уделом светит стать полная неизвестность. Даже если он смылся от наблюдения, может побояться ко мне приходить, раз уж его засекла милиция или кто похлеще…

* * *

Наконец электричка прибыла на Киевский вокзал. Я побежала домой через пустынный по ночному времени палаточный городок.

То ли я заразилась от Вадима манией преследования, то ли от всех этих приключений у меня выработались новые рефлексы, но на своем коротком пути к дому я все время оглядывалась, как будто у меня в сумке были те самые полтора миллиона баксов. Правда, вряд ли бы я в этом случае могла с такой скоростью перебирать ногами. Столько «капусты» весили бы как минимум восемь-десять кило, если мелкими купюрами, по сто долларов, например.

Редкие ночные прохожие все без исключения усиливали мое беспокойство. Один из них топал прямо за мной, держась метрах в десяти-пятнадцати позади, почти на той же дистанции, которой придерживалась я во время вчерашней слежки за Вадимом.

Чувствуя, что засну я с трудом, а если засну, то мне привидятся кошмары, я бегом перебежала через дорогу, благо машин почти не было, и юркнула в свой двор.

Дома я первым делом налила ванну и плюхнулась в нее с чувством невыразимого облегчения.

Водные процедуры успокоили мои расходившиеся нервишки лучше любого невропатолога. Я заснула так крепко, что утром не сразу отреагировала на телефонный звонок.

Подняв наконец трубку, я услышала ликующий голос:

— Милка, полный атас! Папка шторы вывесил!

* * *

Юля лежала у наблюдательной дыры в квартире соседки и помирала со смеху.

Ее папик бегал по комнате из угла в угол, то и дело спотыкаясь на ступеньках двухуровневого пола. Когда это произошло в четвертый раз, он прервал свой марафон по замкнутому кругу, бухнулся в кресло и накинулся на вошедшую супругу с обвинениями:

— Что за идиотская была идея пол надстраивать! «Модно, модно»! Я так себе ноги поломаю или шею сверну.

— Леличек, а ты по одной половине комнаты бегай, — предложила Галина Юрьевна, ставя на низенький столик поднос. — Успокойся, выпей кофейку.

— Мне простор нужен, — проворчал Мордвинов. — Я задыхаюсь! Где этот чертов парнишка?

— Приедет, приедет, — заворковала нежная жена, хлопоча вокруг страдающего супруга. — Вениамин Лукьянович обещал, значит, приедет.

— Обещал, обещал, — горько проронил Мордвинов. — Да убери ты эту бурду, не хочу я никакого кофе! Лучше водки налей или коньяку. А то я рехнусь скоро!

Юля осуждающе покачала головой и взглянула на часы. Только бы старушка-соседка подольше сидела у телевизора в своей комнате! Кажется, через несколько минут еще один сериал начнется, а то застукает ее на полу. Может выйти неловко, и так она использует бабулькину кухоньку в качестве наблюдательного пункта. Старушка ведь думает, что она, Юля, просто хочет дождаться, пока предки уйдут, чтобы войти в квартиру без скандала.

«Ладно, фиг с ним, если что, как-нибудь выкручусь. А папик-то спивается, ай, нехорошо! Жил бы честно, дуралей старый», — хмыкнула Юля и удвоила внимание.

Супруга покорно вздохнула и потащилась на кухню. Через минуту она вернулась и протянула Алексею Петровичу крохотную рюмочку с капелькой темной ароматной жидкости на донышке.

— Ты что, коньяк с валерьянкой перепутала? — язвительно спросил Мордвинов и презрительно ткнул в рюмочку пальцем. — Убери эту мензурку и дай стакан. И бутылку сюда тащи!

— Леличек, у тебя же сердце, — заикнулась было Галина Юрьевна, но лицо Алексея Петровича внезапно приняло столь зверское выражение, что супруга моментально дала задний ход в кухню и тут же принесла мужу бутылку коньяка и высокий бокал для сока.

Мордвинов дрожащими руками взял бутылку, налил полный бокал коньяка и стал жадно пить. По мере того как щеки его наливались алкогольным румянцем, лицо верной жены краски теряло.

— Закуси хотя бы, — пролепетала она, протягивая мужу шоколадку.

В этот момент позвонили в дверь.

Юля тоже услышала звонок и приподнялась на локтях.