Но главное, конечно, героиня. Когда Татьяна встретила Веронику Андреевну Ждан у бюро пропусков, пока они дошли до студии, режиссер напрочь забыла, что выполняет лишь задание Гурова. Ее так увлекла эта великолепная, далеко не юная, но по-женски в самом расцвете дама. Ее фигура, пластика и свобода движений, абсолютная уверенность в себе, которая, казалось, прямо стекает с ее ухоженных ногтей. Причем видно, что эти руки «сделаны» не за пять минут до съемки, а они никогда не знали никакой работы. Это о были руки патрицианки. Фигура гостьи была далека от совершенства: коротковатые ноги, бедра просто широки, тяжелый зад. Мужики шутили, что на такой зад можно без всякого риска поставить стакан с водкой. Подобные мелочи режиссера не волновали, так как героиня будет давать интервью, сидя в кресле. Волосы в легком беспорядке, их и не надо причесывать. Роскошная, в меру оголенная грудь не вызывала никаких мыслей о деторождении и прочих глупостях продолжения рода. Женщина прекрасно знает, зачем ей такая грудь. О такой груди мечтает любой мужчина, желающий получить удовольствие. А глаза? Они прозрачны и бездонны, восхитительно красивы в своей пустоте. А рот? Казалось бы, какой накрасишь, такой и получишь, но это трагическая ошибка – малевать можно губы! Рот складывается из губ, зубов и языка. И боги не знают, что важнее, боги и не ведают, зачем они наградили женщину губами, зубами и языком. Есть и говорить? Какая пошлость. Любить, завлекать и лгать. И мелочи – посылать умирать, воровать и подличать.

Вероника естественно и уверенно расположилась в кресле перед камерой, глянула в объектив. Посмотрев на нее, любой дебил понял бы, что не услышит и слова правды. Оператор не выдержал, показал ей большой палец, а женщина ему язык, и оператор почувствовал, что джинсы ему сильно жмут.

Татьяна брала интервью мастерски, представила гостью, жену помощника Президента, и чуть отпустила вожжи. Вероника заполнила экран полностью. Ведущая регулярно спрашивала о муже. Вопрос тонул, не успев вынырнуть на поверхность. Татьяна сказала «стоп», улыбнулась Веронике, подумав: жаль, что Вероника жена помощника, а не Президента.

Главный оператор подошел к Татьяне, В безразлично спросил:

– Какую передачу ты делаешь? Запамятовал.

– "Семь минут интервью. Жены наших политиков".

– Ее не выпустят в эфир.

– Почему? – Татьяна взглянула так, что оператор вмиг понял, что режиссер у него тоже женщина.

Вероника укатила на личном «вольво». Татьяна села в «Жигули» Гурова, зябко передернула плечами, спросила:

– Я тебе помогла?

– Ты сделала, что могла. Это главное.

– Скажи, Гуров, я ведь не ошибаюсь: ты мою дочь никогда не видел, а уже боишься, да?

– У моей жены была младшая сестра, мы с ней в шашки играли. Я ее боялся. Теперь они живут в Америке. А я ведь был уверен, что знаю любовь.

– Извини.

– Нормально. Чем человек старше, тем сентиментальное. Жена ушла от меня, когда ей было примерно столько лет, сколько тебе.

– Неправда.

– Возможно, и неправда. Я начал забывать, кому сколько лет.

Татьяна взглянула на жесткий профиль Гурова, поняла, что его сегодняшняя комбинация провалилась, и, стремясь отвлечь его мысли от прошлого, сказала:

– Я сделала прекрасное интервью. Твоя протеже оказалась на удивление интересной и содержательной женщиной. Правда, ее содержание глубоко запрятано в ней самой.

Обычно люди перед камерой теряются, зажимаются, даже немеют. Госпожа Ждан настолько увлечена собственной персоной, что не замечает окружающий мир, потому ей ничто не мешает Редкое качество. Каков у нее муж?

– Обыкновенный. Доктор. Профессор. Худший вид интеллигента. Убийцу Стаса Травкина разыскали?

– Ты у меня спрашиваешь?

– И не разыщут пока полицейский России и гражданин России не будет относиться к Родине и друг к другу одинаково, работа полицейского – лишь мартышкин труд.

– Но виновата в этом в первую очередь милиция. Если бы ты знал...

– Я знаю, менты творят беззаконие. Им велели, их так приучили, показывают соответствующий пример.

– А ты?

– А что я? Стал профессиональнее, опытнее, злее, циничнее Взяток в открытой форме не беру. А квартира, машина? Можно сказать, что заработал. Так сказать и оправдать все можно, милочка.

– Я тебе не «милочка»! И почему ты едешь к себе, когда ты сначала должен отвезти даму?

Гуров остановил машину, уперся лбом в боковое стекло и молчал.

* * *

Поезд Москва – Петербург неожиданно дернулся, заскрежетал длинным железным телом и остановился. Галей от толчка проснулся, сел, глянул в темное окно, зажег свет и выругался:

– Какой сон сорвали, подлюги! А пилить еще четыре часа.

Галею снилось, что он стоит босиком на животе депутата Еркина и подпрыгивает. У депутата вывалился язык, пена изо рта течет, а пена-то означает доллары. А Галей вроде как говорит: мол, давай еще, немного осталось. А Еркин глаза выпучил, отходить совсем стал и шепчет: «Христом клянусь, нету больше». А Галей ему: «Ты с самого начала клялся, что нету, почти миллион наблевал, еще выблюешь».

Блевал во сне Еркин, а погано было во рту у Галея. Он надел тапки, сходил к проводнику, взял стакан холодного чая, прополоскал рот, вернулся в купе и достал бутылку коньяка. Галей берегся от самопала, покупал спиртное в фирменных магазинах. Выпив полстакана, он закурил, начал вспоминать давешний разговор с настоящим Еркиным. А разговор такой имел место, потому врут люди, что сны берутся как бы сами по себе – ниоткуда.

Он, как и другие интересующие его квартиры, фатеру гребаного депутата в Митине о установил на прослушивание, что при современной электронике просто, как самолетик в детстве из бумаги смастерить.

Галей подъехал к дому, послушал депутатское шарканье, бренчанье посуды и прочую муру, понял, гости к Еркину заходят редко, и позвонил ему из машины. Галей представился дружбаном одного большого человека, который, мол, интересуется: что, великий депутат за охрану своей персоны собирается платить или будет жизнью в этой Москве рисковать?

Ответ Еркина получился путаный, непонятный ответ. Начал он с того, что просил передать большому человеку низкий поклон за проявленную заботу об его ничтожной жизни. Затем депутат просил пардону, объясняя, что срочно в сортир надобно.

Галей отсоединил клемму, объехал квартал. Еркин то ли бегал на кухню хватить стакашек, то ли просил соседей позвонить в ментовку, узнать, кто у него, депутата, на проводе.

– Ну, чего ты, мужик, очистил животик? – ласково спросил Галей, позвонив вторично.

И тут Еркин запел иную песню, что благодарность остается, но у больших людей большие заботы, потому возможны ошибки. Такая ошибка и с ним, Еркиным, произошла, потому как он в депутаты попал в первый раз, исключительно по казусу, сам он из Еркиных, которые всю жизнь по земле словно навозные жуки ползают. Понятно, что Еркины на своем веку окромя рублей никаких денег не имеют.