Отправился в Тегеран. Месяц следил за посольством. Был осторожен. Чтобы не засветиться, появлялся в округе не чаще двух раз в неделю. В какой-то день занял исходную позицию напротив центральных ворот на перекрестке улиц Нёф ле Шато и Мирза Кучек-хан, где много мелких лавочек и некоторое время можно остаться незамеченным, и когда посольские ворота открылись для проезда машины, бросился через дорогу внутрь.

«Я советский солдат!» — это были его первые слова на русском языке за последние несколько лет. Он шел к своим четыре года!

В его внешнем виде не было ничего особенного: небольшого роста, худощавый, с добродушным азиатским лицом. Под командой завхоза он мирно трудился в посольском саду: заметал сухую листву, чистил арыки, газоны, дорожки. И ждал, пока мы отправим его в Союз. Ждал долго, еще один год.

Случай был уникальный. Наша внешняя контрразведка в Иране, в чью компетенцию входят подобные темы, для начала должна была установить подлинность личности этого человека, затем дать ответ на вопросы: если это действительно наш солдат, не завербован ли американцами, пакистанцами или иранцами по дороге домой? Если завербован, то что с ним делать: выставить за ворота, затеять разведигру, отправить домой и судить?

А если он не соврал, то как его, перешедшего три границы, вытащить из Ирана, минуя тюрьму?

Определиться по всем вопросам следовало без промедления. Задержка в любом варианте была не в нашу пользу. Разведка сработала оперативно. Проверка дала удивительный результат: солдат говорил чистую правду.

После проверки посольство вступило с иранцами в переговоры, чтобы вывезти парня в Союз легальным путем. В МИД ИРИ направили ноту, сообщили его личные данные и то, что в настоящее время он находится у нас. Обстоятельства перехода границы представили следующим образом: «захвачен в ДРА отрядом вооруженной оппозиции, в результате чего оказался в Иране». Формулировка дипломатичная: ничего не понять, но без вранья — так ведь и было на самом деле. Этим хотели запутать иранцев — пусть копают среди своих.

Но те лишних усилий делать не стали, а потребовали выдать солдата. И началась бодяга — долгие, нудные переговоры без компромисса и результата: они требуют выдать, мы не даем, мы требуем выпустить, они не пускают. Так прошел год. Солдат был выдержан и терпелив, но в глазах его ясно читалась тоска. По сути, он продолжал находиться в плену. Ощущение близости освобождения и неизвестность изматывали вдвойне. Его старались беречь, подбадривали, он не знал, насколько всё зыбко. Для иранских спецслужб его путешествие представляло большой интерес, о выезде из страны не могло быть и речи.

Всё решил, как нередко бывает, случай. Однажды в Баку капитан какого-то иранского судна устроил в ресторане пьяную драку. Его забрали в милицию и, естественно, дали знать в КГБ. Там капитана приняли с распростертыми объятиями, почти как брата. Иранцам предложили меняться — солдата на моряка. Капитан корабля — фигура серьезная, к тому же у него оказалась влиятельная родня. Пришлось иранским спецслужбам сдаться.

Через пять лет солдат наконец добрался к себе в аул. Мы волновались, как его встретят? Встретили достойно, как подобает встречать героев.

«ИРАНГЕЙТ»:

ВАС ВЗОРВАТЬ ИЛИ ЗАРЕЗАТЬ?!

Секретно Экз. № 1

В июле 1987 г. провинция Исфаган стала одним из центров жесточайшей за все послереволюционные годы конфронтации среди высшего духовенства Ирана.

Вспышка внутриполитической борьбы последовала за разоблачением в конце 1986 г. тайных закупок Ираном оружия у Израиля и США. В Исфагане в связи с этим особое внимание было привлечено к аресту сейеда Мехди Хашеми, занимавшего крупный пост в Корпусе стражей исламской революции и бывшего, согласно одной из версий, главной фигурой в деле разоблачения глубоко законспирированных связей иранской верхушки с ЦРУ и «Моссад».

Ходжат оль-эслам вальмослемин сейед Мехди Хашеми был хорошо известен в Исфагане еще до революции . В ту пору он возглавлял здесь религиозно- террористическую группу «Хадаф», действовавшую в интересах клана Хомейни и занимавшуюся в основном нейтрализацией его идейных противников среди местного ортодоксального духовенства.

В 1976 г. люди Хашеми совершили убийство аятоллы Шамс-Абади, авторитетного религиозного деятеля, представлявшего в Исфагане великого аятоллу Гольпаегани. Преступление было раскрыто, Мехди Хашеми арестован, лишен духовного сана и приговорен к длительному сроку тюремного заключения. В 1979 г., после победы исламской революции, он был освобожден из тюрьмы. Сформированная им в провинции новая террористическая группа, получившая название «Абу Зар», выполняла те же задачи, что и «Хадаф». В первые годы революции ею была совершена серия политических убийств, жертвами которых стали неугодные сторонникам Хомейни светские и духовные лица. Деятельность Мехди Хашеми была оценена. Этому во многом способствовали помимо его «боевых» заслуг родственные отношения с семьей Монтазери[61] и близкая дружба с сыном аятоллы Мохаммадом[62]. Мехди Хашеми был привлечен к работе в центре. Он занимал различные ответственные должности в Корпусе стражей исламской революции, в 1983 г. стал начальником Управления исламских освободительных движений (УИОД) — подразделения, ведающего идеологической и разведывательно- диверсионной деятельностью КСИР за рубежом, в основном на Ближнем и Среднем Востоке. Находясь на этом посту, Мехди Хашеми сохранил деловые связи с бывшими членами «Хадаф» и «Абу Зар» в Исфагане. Некоторые из них благодаря его протекции были выведены на ответственные позиции в местном КСИР. Наиболее доверенные возглавили на местах работу по линии УИОД-

Мехди Хашеми активно использовал потенциал исфаганского КСИР. С 1983 г. на учебно- тренировочных базах Корпуса «Рузе Гадир» и «15 хордад»[63] велась интенсивная подготовка диверсионных групп, формировавшихся из афганцев и арабов-шиитов (военнопленных иракцев и собственно иранских арабов), а с 1985 г. — иракских курдов. Под контролем КСИР здесь действовали представительстваразличных афганских контрреволюционных организаций (от 37 в 1983 г. до 8 в конце 1986 г.), Высшего совета исламской революции Ирака, Демократической партии Курдистана.

Люди Мехди Хашеми вели также интенсивную идеологическую работу среди исфаганской молодежи, пропагандируя идеи «экспорта исламской революции», основанные на религиозном шовинизме, культе индивидуального и массового террора.

Такого рода деятельность Мехди Хашеми, а главное, усиление его личных позиций и откровенное стремление вмешиваться во внутренние дела провинции в целом встречали противодействие в религиозно-политических кругах Исфагана. Среди духовенства он пользовался поддержкой лишь аятоллы Тахери и его окружения, в глазах же ортодоксального большинства оставался не более чем уголовным преступником.