— Это не они. Те шипами прокалывают, здесь скорее всего кусок стекла шину порезал. — Федор поднялся. — Что ж вы, батюшка, за город неподготовленным?

Священник даже смутился.

— Машину недавно купил, не успел еще… Поможете?

Федор кивнул своим. Один быстро двинулся за домкратом. Еще двое присели перед машиной, с помощью фонариков также изучая спущенное колесо.

— Докатка есть?

Священник открыл багажник, двое соратников Федора выволокли колесо. Третий уже прилаживал домкрат. Священник отступил, чтобы не мешать. Бдительный Кукарский тем временем прошелся вокруг машины, с помощью фонаря изучая салон. Кивнул Федору — все чисто.

— Вы новости не смотрите? — проворчал Федор.

— А в чем дело?

— На трассе уже человек 10–15 убили. Точно вот в такой же ситуации, в которой вы сейчас оказались. Прокалывают колеса, а когда водитель останавливается, они появляются ниоткуда и открывают огонь.

Священник был не в курсе. Удивленно и мрачно он покачал головой.

— Что творится…

— Бдительнее надо быть, батюшка.

— А вы, значит, полицейские?

— Что, похожи разве? Мы активисты. Хотим их найти и сдать полиции. Чтобы людей убивать неповадно было.

Священник задумчиво покосился на него.

— Народные мстители, значит?

— Может быть. Называйте как хотите.

— На все промысел божий, молодой человек.

Федор поморщился.

— Ну конечно. Давайте сложим руки, пусть они хоть всех вырежут. И полиция пусть тоже в сторонке постоит. А еще лучше распустить их, да? Промысел же.

Священник ничего не ответил. Но, помолчав, вздохнул:

— Бессильная злоба преследования преступника иногда превращает в преступника и того человека, который пытается его остановить. Особенно, если это делается из мести. Никогда не задумывались, что слово «месть» похоже на слово «место»?

— К чему вы это?

— Тот, кто мстит преступнику, рискует встать на его место. Заместить его собой. Отсюда и происхождение слова. Наш язык более глубокий и мудрый, чем мы все привыкли в суете будничной жизни.

Федору захотелось уйти. В памяти всплыло лицо милиционера, сообщившего ему, что теперь он безотцовщина. Было не по себе, что этот человек в рясе сразу заговорил с ним — и почему-то именно о мести.

— Злость, чувство мести и жажда преследования убийцы может сделать из преследователя убийцу, причем похуже, чем был тот, кого преследовали, — вкрадчиво, словно пытаясь проникнуть в его сознание, продолжал священник. — Это порочный круг. Простишь — станет только хуже. Не простишь — встаешь на скользкую дорожку. И можешь убить кого-нибудь. Возможно, даже невиновного. Не стоит мстить, молодой человек. Никому не дано право решать. Не мы посылали убийцу на преступление.

Федор угрюмо молчал. Он начал жалеть, что человек в рясе повстречался на их пути. Лезть себе в голову и читать ему лекции, о которых он не просил — было слишком.

— Мы просто остановились помочь, — буркнул он священнику.

Работа с колесом спорилась, все делали это далеко не в первый раз. Уже через несколько минут Петро, отряхивая перепачканные ладони, объявил:

— Готово.

— Спасибо. Вы мне очень помогли.

— Откуда вы? — поколебавшись, спросил Федор у священника.

— Бронницы. Здесь не так далеко.

Федор взглянул на трассу. Широкое асфальтовое полотно, обрамленное рядами тоскливых фонарей, уходило, чуть искривляясь, за погруженный в черноту горизонт.

— Ни перед кем не тормозите, — сказал он. — Понятно, у вас свой взгляд на многое. Я к вам с лекциями лезть не буду. Но вы, надеюсь, жить хотя бы хотите.

Рядом появился Нос.

— Я провожу, — сказал он. — Туда и назад. У меня оружие. Доведу до окраины города и по Новорязанскому назад.

Отпускать Носа не хотелось, но идея была хорошая. Впереди несколько десятков километров, множество затемненных пустынных участков, рукавов и поворотов, а одинокий священник, не способный оказать сопротивление, был практически идеальной мишенью. Особенно, если банда, как пишут журналисты — включая его Свету — стремится к панике, страху среди людей и к собственной славе. Федор кивнул.

— Туда и назад. Выйдешь на развязку, звони, я скажу, где мы будем.

Он не провожал Носа. Федор двинулся к своей машине, остальные поступили так же. И через несколько мгновений колонна с рыком тронулась с места и рванула вперед, постепенно переползая на средний ряд трассы и удаляясь все больше — пока задние габариты замыкающих машин не слились с огоньками на горизонте.

* * *

Эту ночь для многих была особенной.

Для Рябцева это был словно сон, в который он окунулся с головой, желая раствориться. Они с Ольгой целовались и ласкали друг друга. Он говорил ей что-то пьяное. Кажется, «где же ты раньше была». Она что-то отвечала, а он затыкал ей рот поцелуем. Потом они оказались в машине. Помня о выпитом, но при этом помня и о красной корочке удостоверения в кармане, которое на родном участке трассы избавит от любых вопросов знакомых поголовно инспекторов ДПС, Рябцев смело сел за руль. При этом он не гнал, отдавая себе отчет, что меньше всего на свете ему сейчас нужны неприятности на дороге.

Он ехал медленно, но в салоне играла музыка, а компания близкой Ольги, до ноги которой можно было дотронуться, и Рябцев сам не заметил, как они свернули с трассы и поползли вдоль частных домиков. Ольга указывала дорогу. Рябцев не запомнил даже, как выглядел ее дом. Как только они оказались внутри, Рябцев сорвал со счастливо и пьяно смеющейся Ольги платье, одним движением стянул бюстгальтер вниз, на живот — и набросился на нее, покрывая грудь поцелуями.

Бегин с вечера закупился пивом, не рискуя пока связываться с чем-то более крепким. Ему было чем заняться. В управлении он взял все материалы на банду угонщиков, которую, по имевшейся в отделе угонов оперативной информации, можно было считать крупнейшей.

— Если есть банда, которая контролирует большую часть угонов в нашей части Подмосковья, то это банда Ворона, — сказал с вечера Головин, вручая Бегину толстую папку. — Здесь все, что у нас есть на них.

И сейчас, при свете кухонной лампы, Бегин пил пиво, курил, стараясь ничем не заляпать материалы оперативной разработки, и просматривал документы — один за другим. Наводки, справки, рапорты, даже список предполагаемых членов банды, ссылки на уголовные дела, по которым они проходили, и многое другое. Бегин добрался до странички с коротким досье на Ворона.

Воронцов Владислав Иванович. С фото на Бегина смотрел сухощавый мужчина лет 45, с поджатыми тонкими губами. Его щеки и лоб прорезали глубокие складки. Широкие надбровные дуги, из-под которых острые глубоко посаженные глаза предупреждали, что их владелец не робкого десятка, и с ним лучше не связываться. Бегин пробежал глазами информацию по предполагаемому — опера из отдела угонов не могли полагаться ни на что, кроме агентурных наводок — главарю банды угонщиков. Уроженец Белых Столбов. Был владельцем автосервиса в 90-е, где разбирали угнанные машины. Запчасти сбывались через несколько рынков Подмосковья. Воронцов проявил в себе задатки лидера и постепенно обзавелся собственной небольшой бригадой — и решил угонять транспорт самостоятельно, чтобы не платить поставщикам-угонщикам. Банда, не захотев смириться с потерей кормушки и рынка сбыта, решилась на конфликт. Автосервис попытались сжечь. Через неделю один из угонщиков пропал без вести, труп второго нашли в овраге в километре от родного городка с распоротым животом. С тех пор на бизнес Ворона не покушался никто.