— Все идет так, как и должно, — заметил Холмс чуть позже, когда мы стояли на улице перед Лэндор-меншенс.

1

Я горжусь тем, что перед лицом опасности способен оставаться хладнокровным и замечать то, чего не увидел бы обычный человек. И все это благодаря военному прошлому и профессиональной медицинской подготовке. Когда к нам на порог пожаловал Сэмюэль Дордона из иностранной медицинской миссии Евангелической церкви, я внимательно оглядывал Бейкер-стрит. Так же пристально я следил и за его уходом. По части бдительности я старался не отставать от моего друга, Шерлока Холмса. Разумеется, театральные гастроли майора Патни-Уилсона были просто смешны и, вместо того чтобы сделать его незаметным, вызывали подозрения. Тем не менее никто не преследовал нашего гостя на улице, и ничье внимание он не привлек.

В Карлайл-меншенс Шерлок Холмс непременно обнаружил бы слежку. Однако опасения были напрасны. Конечно же, потом мы выяснили, что за окрестностями тогда наблюдал сержант Альберт Гиббонс, но он действовал в наших интересах и доложил бы, если бы за нами увязался шпион. И в гражданской, и в военной полиции служат так называемые сотрудники в штатском, они не носят формы. Вот и Гиббонс сражался на этом невидимом фронте.

Холмс вел себя так, словно нам ничего не угрожало со стороны Морана и его сообщников. Я же, увы, полагал, что любому человеку свойственно остерегаться опасности. Но есть люди, для которых в риске кроется смысл бытия, и они намеренно поддразнивают недругов. Подобные смельчаки ищут дуэли, когда легко можно решить дело миром. Именно к такой категории относился Холмс.

Несомненно, Роудон Моран теперь считал нас врагами. Однако Селлона убил не он. Полковник числился в списке пассажиров лайнера, который причалил в Фуншале на Мадейре за пять дней до гибели капитана. Холмс справился у клерка пароходной компании, который знал Морана в лицо, и тот подтвердил факт его присутствия на судне. До Лондона было слишком далеко: по крайней мере три дня морем и еще два на трансконтинентальном экспрессе из Лисабона — полковник не успел бы добраться до Англии к тому моменту, когда застрелили Селлона.

— И потому Рамон не приехал, — с ехидной усмешкой сказал Холмс.

— Прошу прощения?

Со дня убийства капитана прошло два дня. Мы попивали виски возле камина, огонь почти догорел.

— Рамон. Иностранец, который собирался снять квартиру напротив Карлайл-меншенс. Ту самую, откуда, по мнению Лестрейда, стреляли. Этот джентльмен так и не появился в Лондоне. Вы, конечно, заметили, что «Рамон» — анаграмма имени Моран? Очень просто и совсем по-детски.

Я и внимания на это не обратил, потому что ум мой был занят совсем иными вещами, тем не менее счел за благо ответить:

— Да, разумеется.

— Моран не мог убить Джошуа Селлона: не успел еще добраться до Англии. И именно поэтому дразнит нас этой анаграммой. Полагаю, нынче полковник редко марает руки и совершает убийства только в особых случаях. Вся эта глупая история с «Рамоном» — та же самая игра в кошки-мышки. Нам лишний раз напоминают: Моран — кукловод, а мы — послушные марионетки, которых дергают за ниточки.

— Но какая ему с этого польза?

— Очевидная, друг мой. Злодей треплет наши нервы, чтобы мы забеспокоились, перестали рассуждать здраво, начали делать глупости. А сейчас, если не возражаете, я отправлюсь в спальню и почитаю Джорджа Мередита на сон грядущий. Это единственный из романистов, чьи книги я готов перелистывать бесконечно. Давно уже собирался перечесть «Испытание Ричарда Феверела», его первый и, пожалуй, лучший опус.

Вот так завершились несколько удивительных дней, повлекших за собой ту самую ночь. Ночь ужаса.

2

Я испытывал страх на поле боя, однако ничего неожиданного в том не было, к тому же меня окружали мои товарищи. А вот ужас — ужас каждый из нас переживает в одиночку, но об этом мне еще предстояло узнать. Представьте только: химера, в которую отказывается верить разум, душит вас ледяными пальцами, а рядом нет никого, кто протянул бы руку помощи… Тем вечером перед моим мысленным взором еще витал призрак мертвого капитана Селлона, но куда ему было до грядущего иррационального кошмара.

В ту ночь я понял, насколько отличается настоящий ужас от его призрачной тени, от школьного розыгрыша, когда завернувшийся в простыню шутник кричит по-совиному. Совсем иначе колотится сердце, стиснутое безотчетным страхом. Будто ты внезапно очнулся в собственном гробу в полной тишине. Краем глаза заметил быстрое, необъяснимое движение в знакомой комнате: мышь пробежала там, где не может быть никакой мыши. Уловил крик на самом пределе слышимости, но звук этот коснулся лишь твоих ушей. Невыносимый ужас настигает в одиночестве, его, как и боль, каждый должен пережить самостоятельно.

Пожалуй, самый зловещий испуг вы испытываете в знакомой обстановке: это похоже на предательство верного соратника. Мозг парализован, голос рассудка умолк. В ту ночь в своей спальне на Бейкер-стрит я знал: происходит что-то абсурдное. Я, который посмеялся бы над привидением за окном или же духом, постукивающим в стену.

Я очнулся от крепкого сна без всякой видимой причины. Сознание неожиданно и резко всплыло из бездонных глубин, не сравнимых с обычной дремой. Я чувствовал вялость, а чересчур быстрое пробуждение вызвало нечто вроде головокружения. Сперва я даже не понимал, где нахожусь. Интересно, который час. Явно еще ночь. Обстановка в комнате как будто изменилась. Я не узнавал ее. Стены сдвинулись? Или же меня перенесли куда-то? Рассудок твердил, что я нахожусь в той же самой кровати, где заснул накануне вечером.

В темную спальню откуда-то просачивалось тусклое мерцание. Если я по-прежнему у себя, то кровать стоит неправильно и свет падает под другим углом. Что это? Не привычный блик уличного фонаря на занавеске, а насыщенное желтоватое сияние, словно я лежу на дне пруда с гнилой водой или глаза застит пелена. Неожиданно сверху повеяло холодным воздухом, как раз там, где должны быть занавески. Оказалось, они отдернуты, хотя я всегда плотно закрываю их перед сном.

Первой моей мыслью было: конечно же, кто-то пробрался в дом. Но где же незваный гость? Мне хватило ума притвориться спящим. Я лежал неподвижно и вспоминал первые мгновения после пробуждения. Кажется, я слышал шепот и смех — кто-то хихикал прямо у меня над ухом. Но теперь в комнате царили абсолютная тишина и полный покой. Значит, здесь все-таки никого нет? Надо выяснить, моя ли это спальня. Я осторожно огляделся.

Кто-то неведомый переместил комод. Если это действительно он. Быть может, именно поэтому мне показалось, что кровать не на месте. Я понемногу узнавал свою спальню. Просыпаясь ночью, я всегда откуда-то знаю приблизительное время. Наверное, три или четыре часа. Но циферблата я не видел, и с улицы не доносился колокольный звон.

Кто-то или что-то, должно быть, наблюдает за мной. Иначе как это объяснить? Но зачем? Я все еще не осмеливался двигаться и только внимательно вслушивался. Снаружи все было тихо, но по кирпичам задней стены дома или же по черепице что-то поскребывало, едва слышно, как мышь. Луны на небе не было, только звезды. Их свет лился в открытое окно, которое располагалось прямо надо мной — там, где его не должно быть. Я вгляделся, стараясь не выдать себя. К нам вломился грабитель? Но я вряд ли проспал бы чужое вторжение.