— Слушайте все! Пропустите ближе журналистов! Ближе, я сказала! — надрывалась рыженькая. — Слушайте внимательно. Здесь нет никаких террористов. Здесь никого не держат в заложниках. Здесь со мной — полковник Харин, замначальника милиции. Он ночью встречался тут с главными сутенерами, которые поставляют девушек в бордели. Харину привезли вечером деньги, собранные с районных отделений милиции. Но ему мало, он собирал еще и деньги с мафии…

На набережной установилась кладбищенская тишина.

— Ой дура, ну ты и дура, — пропел связанный полковник, трогая себя за разбитую макушку.

— Что будем делать? — спросил Кой-Кой.

— Дайте микрофон-он полковнику-ку! — прогремел человек, прятавшийся за машиной.

— А казачок-то засланный! — не своим голосом прогнусавила Кеа. — Домина, я чую, кому он передавал деньги дальше.

Я разрезала полковнику штаны и приставила острие кинжала к тому месту, сохранность которого для мужчин важнее воинской карьеры.

— Кой-Кой, переведи ему… Слушай, пес, сейчас ты им скажешь, что все это правда, что ты сам мздоимец и вор, что ты торговал женщинами, должностями и укрывал от тюрьмы этих горцев, которых должен был ловить. Говори, иначе, клянусь, я сделаю тебя евнухом. Прямо сейчас.

Он скривился, но сделал все, как я просила. Девочка Юля ему нашептывала, а он повторял громко.

— Ну и что дальше? — Полковник слегка перевел дух, когда я убрала лезвие от его хвоста. — Все равно я очернил себя под принуждением! Кто вас послал? Давайте говорить серьезно… И дайте мне бинт, вы мне голову разбили…

Тут рыжая ведьмочка подмигнула мне и стала делать за спиной пленника какие-то хитрые знаки. Я снова осторожно выглянула в круглое оконце. Из красного автобуса вылезли люди с толстыми черными веревками и непонятными магическими предметами. В скопище цивильных горожан застряла еще одна машина с жур-на-лис-та-ми. «Бобры» пытались их прогнать, но пока безуспешно. Позже я легко научилась различать эту касту слегка тронутых людей по тому напору, с которым они прокладывают себе путь в любой толпе.

— Женщина-гроза, мне казалось, что Красные волчицы неплохо умеют творить формулу «пьяного языка», — деликатно напомнила Кеа.

На формулу «пьяного языка» у меня ушли последние силы. То есть сила в руках осталась, но духи Леопардовой реки покинули меня на пять или шесть полных дисков Короны. Большой милицейский начальник отбивался, но вскоре ослаб и сказал в серебряную трубку все, о чем его просили. На четвертой тверди странно действуют самые простые формулы. Духов-помощников необычайно сложно вызвать, зато потом их сложно загнать обратно. Полковник Харин уже давно рассказал все, что знал про своих пелтастов, про то, как покупаются и сколько стоят самые хлебные должности, про девочек и про каких-то азиатских рабочих, но тут уже я потеряла нить…

Зато наша рыжая ведьмочка вошла во вкус, и, стоило Харину затихнуть, она снова и снова закидывала его вопросами. Полковник плакал и говорил, говорил и плакал, а тысячная толпа на набережной слушала его всхлипы. Внезапно кто-то оттуда потребовал, чтобы полковник вышел на палубу: якобы его заставляют нести всякий вздор. Нам пришлось его поднять и поставить напротив окна. Большой начальник слегка покачивался, но ораторствовал с не меньшей энергией.

Кеа с набитым ртом сообщила, что в Харина целятся как минимум трое, и даже уточнила, откуда именно. Тогда Юля заставила Харина повторить все это для народа, и на набережной поднялся страшный гвалт. Заплаканный Харин проорал им, что если его убьют, то это сделают не люди на плавучем ресторане, а стрелки «из органов». На набережной закричали еще сильнее, а Кеа радостно хрюкнула, что стрелки опустили пушки. Как она ухитрялась это чувствовать, сидя в корзинке, с набитым ртом, — ведомо одному богу Плавучих островов.

Кой-Кой переводил то, что успевал понять, а девочка Юля увлеченно расспрашивала своего главного врага. Он называл имена и суммы денег, он произносил чужие слова «де-путат», «про-ку-рор», «про-пис-ка», «под-ко-ми-тет». Он плакал, он вздрагивал от тихих рыданий, но не потому, что раскаялся, а потому, что в глубине его честности дремало чудовище. Чудовище рвало на части собственный хвост, обнажало свою гноящуюся душонку, но ничего не могло поделать. На Великой степи чары давно бы уже растаяли, но на планете Земля честность вызывает гораздо больше слез.

Раза три я намеревалась остановить ведьмочку, но не сделала этого. Я хотела ей сказать, что мы пришли сюда совсем не за тем, чтобы устроить публичную казнь, что мы всего лишь хотели защитить ее одну, хотели спасти единственную ворожиху, но…

А может быть, в этом и есть ее спасение, — спросила я себя.

Может быть, для того, чтобы получить власть над элементалями и духами, надо вначале получить власть над собой?

Когда наш приятель выговорился, я заткнула ему рот, связала руки шнуром, подхватила нюхача, и мы двинулись к выходу. У вращающихся дверок я кое-что вспомнила.

— Отлично задумано, домина, — потер ручки Кой-Кой.

Я и не сомневалась в нем. Перевертыши обожают яркие зрелища. Мы ненадолго поручили Юле нашего друга, а сами бегом спустились в трюм. Кой-Кой тащил за собой красный топор и толстый железный прут, которые он где-то стащил со стены. Мы крикнули всем, кто прятался в трюме, чтобы они удирали наверх, пока не поздно. Затем я помолилась и трижды произнесла заклятие колодца. Заклятие неплохо действует в жарких пустынях, если некогда копать, а вода на исходе. Духи пробивают колодец на сотню локтей вниз и даже больше, но нельзя злоупотреблять их доверием. Если вода не появится со второй попытки, следует забыть про формулу надолго…

Получилось не слишком удачно, лишь слегка треснули доски под ногами, и тонкой струйкой побежала вода. Большего я и не ожидала, я походила на раздавленную виноградную ягоду. Кой-Кой вогнал в трещину топор, и дело пошло на лад. Не прошло и минуты, как в потолок ударила тугая струя толщиной с мою ногу. Со второй попытки духи Леопардовой реки смилостивились, открылся настоящий колодец, диаметром в два малых гяза. Нас свалило с ног; мы едва успели подняться этажом выше, как лопнули внутренние переборки. По пути мы догнали трех поварят, они тащили на себе полные тюки еды, но увидели меня и с воплями все побросали.

Мы едва успели вернуться наверх, как из борта с хрустом вырвалась балка, крепившая судно у берега. По внутренним помещениям побежала трещина. Вода поднималась с невиданной быстротой, выбивая по пути стекла, двери, круша мебель и посуду.

Первым по трапу спустился полковник Харин, высокий статный мужчина в отглаженном костюме, с любимыми автоматами в руках. Те, кто прятались за капотами машин, высунулись в недоумении. В пестрой компании гражданских, которых сдерживала шеренга «бобров», все указывали пальцами вверх, на качавшиеся мачты игрушечного корабля. Полковник Харин поприветствовал соратников, подождал, пока они разогнут спины, и открыл огонь по колесам машин. Жур-на-лис-ты присели, но вспышки их волшебных камер защелкали еще чаще.

Мы скатились по трапу плотной группой, слушая, как за спиной вылетают болты и скобы из хилых шпангоутов. Железный трап с треском порвался, канаты пропели последнюю песню заодно с ветром. Бригантина начала заваливаться на борт, вода ударила из окон. В вышине лопнули нити железной паутины, они упали в воду с треском и огнем. Темная волна хлестнула на берег, заливая мостовую вместе с машинами.