Марч снимает и вешает куртку. Каждое ее слово теперь воспринимается как очередная ложь.

— Нет, милочка, это не совсем то, что у тебя на самом деле было.

В который раз Марч убеждается в наличии у подруги отвратительной привычки судить других.

— Что бы ни было — это мое личное дело.

— А ты не понимаешь, что о вас судачат на каждом углу? Ваши интимные похождения — тема номер один в Дженкинтауне.

— И ты, стало быть, защищаешь меня от этих сплетен? — спрашивает Марч с оттенком горечи.

— Да, и перед твоей дочерью в том числе.

— Вот черт! — вспоминает Марч, и ее щеки вмиг пунцовеют. — Я-то ведь сказала ей, что была с тобой.

— Наверное, считаешь, что Гвен страдает слабоумием?

— А ты считаешь, слабоумием страдаю я?

— Похоже на то.

Обе улыбаются.

— Хотя, если точнее, я думаю, ты просто сумасшедшая.

Марч улыбается еще больше — широкой улыбкой человека, которого уже не заботит собственное здравомыслие.

— Я серьезно, — уточняет Сьюзи.

— И даже чересчур.

Они идут на кухню пить чай. Марч наполняет чайник, ставит на плиту и вскрывает пачку печенья с шоколадной крошкой.

— Ты ведь даже не знаешь, что говорят о Холлисе люди.

— Прошу тебя, — Марч, ощутив голод, откусывает сразу полпеченья, — его всегда здесь не любили.

— Я вовсе не о тех идиотских разговорах насчет того, какими методами он сколотил себе состояние.

Все, что ей известно, так шатко и безосновательно, что Сьюзи понимает: этого не нужно говорить. Как журналисту, ей претит оглашать голословные подозрения. Но ведь перед ней — ее лучшая подруга, с далекого детства. И Сьюзи не может промолчать.

— Моя мать считает, он как-то причастен к смерти Белинды.

Марч смотрит на Сьюзи, глаза — как блюдца.

— Шутишь.

— Нет. Она сказала мне об этой сегодня за обедом.

Да это просто смешно. У нее имеется хоть одно доказательство? И полиция разве подозревала, что в смерти Белинды что-то не так?

— Мать видела следы ушибов и кровоподтеков.

— Перестань, — машет рукой Марч. — И все эти годы твоя мать молчала? Мы ведь знаем: у Белинды вполне мог быть хахаль на стороне. Вполне возможно, он ее и бил.

— Ага, значит, ты все-таки думаешь, что это побои?

— Я думаю, что люди (и твоя мать в том числе) просто ненавидят Холлиса — ведь он не мирится с их дурью. А по какой еще, скажи, причине он почти у каждого под подозрением?

Сьюзи задумчиво жует печенье. Голословность обвинений — не в натуре Луизы Джастис, и это понимание не дает ее дочери покоя.

— Мне все-таки тревожно за тебя.

— Как и всегда, заметь.

— И я по-прежнему хочу, — твердо договаривает Сьюзи, — чтобы ты все-все мне рассказала.

— Ладно, расскажу, — улыбается Марч. — Я просто полагала, ты меня осудишь.

— Кто, я?

— Ага, ты самая.

Смеются.

— И прекрати обо мне беспокоиться, — просит Марч, — это не входит в твои обязанности.

Настоящая подруга, конечно, та, кому можешь выложить всю правду. Однако Сьюзи не станет этого делать — поскольку правда в том, что она вовсе не собирается прекращать беспокоиться о Марч.

— Я бы очень хотела радоваться за тебя, — произносит Сьюзи (они уже покончили с чаем, а заодно и со всей пачкой печенья).

— Так не откладывай это на потом, а радуйся за меня сейчас.

Они выходят на веранду. Марч обнимает старую подругу, и они на время замирают, хотя погода резко изменилась и стало много холоднее, чем предрекал прогноз. Ягоды паслена вдоль каменной ограды стали цвета апельсина. Скоро горожане накроют свои постели тяжеленными стегаными и теплыми шерстяными одеялами. Кошек перестанут на ночь выдворять на улицу, и тот, кто выведет собаку на позднюю прогулку, воочию увидит дыхание своего любимца в виде частых облачков пара. Сюзанна Джастис, перед тем как сесть в машину, счищает рукой иней с ветрового стекла; отъезжая, опускает боковое стекло, но, сдержав себя, ничего не говорит, а только машет на прощание Марч, которая стоит там, на веранде, одетая лишь в джинсы да легкий свитерок. Без куртки, без перчаток и без защиты от наступивших холодов.

Сегодня Ричард Купер сел на самолет и прилетел в Бостон, несмотря на шторм, бушующий по всему Восточному побережью. Кен Хелм встречал его с машиной в аэропорту, а позже, этим же днем ближе к вечеру, рассказывал во «Льве» всем желающим, что узнал бы Ричарда за километр. И в самом деле: хоть Ричард больше не подросток — выглядит он точно так же. Высокий, худощавый, как все Куперы, и, по своему обыкновению, до крайности рассеян, хоть и способен на смачный анекдот (Кен тому свидетель). У него в запасе тысячи образчиков «энтомологического» юмора, которого он набрался в кулуарах научных симпозиумов и конференций. «Почему жук переползал дорогу?» Серия ответов Ричарда заставлявшего студентов сползать от смеха с парт. На сегодняшний день он предпочитает анекдоты о клещах. «В чем разница между юристом и клещом? — спросил он Кена Хелма, когда они катили по 95-му хайвэю (эту хохму он услышал минувшей зимой на конференции в Спокане). — Клещ отстает после того, как насосется твоей крови».

Ученики Ричарда боготворят его, конечно, не только за анекдоты. Им нравятся в нем именно те черты характера, которые так раздражают Марч: он с головой в том, чем занимается, и часами способен говорить на такую, например, «увлекательную» тему, как видовое разнообразие грибоедных из семейства тенебрионид. Он мягкосердечен и не в состоянии постоять за себя. В бытность аспирантом сделал во время Полевых исследований несколько открытий, которые бесстыдно приписал себе его научный руководитель. Однако Ричарда никогда не волновало, кто именно остается в прибыли. Само открытие — вот что важно для него. Правильный выбор, правильный поступок. Уж если он во что поверил — не отступит. Упорный, цепкий, что твой черт, когда необходимо: Вроде форельного жука,[22]который коль вцепится — перетерпит и ледяную воду, и стремнины, лишь бы добраться туда, где, на его взгляд, ему нужно быть.

Эта ясность, эта преданность цели — вот причина; по которой Белинда унаследовала ферму Гардиан, а Ричард остался ни с чем. Их отец думал преподать ему урок послушания и не успел отозвать свое жестокое решение лишить сына наследства. Чета Куперов погибла на злосчастном повороте, что ведет на 22-е шоссе. Все эти годы Ричард приезжал сюда лишь на похороны. Похороны родителей. Сестры. Ее единственного сына.

Теперь вот — Джудит Дейл. Ричард собирается почтить ее память, придя на кладбище и постояв у могилы. Но не слишком долго: сегодня — пятница на исходе, а в понедельник утром ему уже читать аспирантам лекцию. Он даже не стал просить соседа покормить обжившего их гараж бездомного кота и забирать с порога почту. Обратный билет — на полуденный рейс в субботу. А еще он забронировал места для Гвен и Марч. На всякий случай.