Правовые реформы и ссора с Персией, на мой взгляд, должны рассматриваться вместе, когда мы пытаемся понять первоначальные шаги правления Юстиниана. За первые несколько месяцев режим вступил не в одну игру с высокими ставками, а в две – и одновременно. На самом деле это отражает колоссальную ненадежность хватки, которой Юстиниан держал власть на тот момент. Выдвижение его дяди Юстина на императорский трон, которое произошло на смертном одре императора Анастасия, было совершенно импровизированным, а не тщательно продуманным порядком наследования, получившим широкое одобрение в политических кругах Константинополя. Сам Анастасий явно не чувствовал себя достаточно уверенным в своей власти, чтобы решать вопрос о престолонаследии перед своей смертью. Если бы это было не так, то он, очевидно, выбрал бы одного из трех племянников (Ипатий, Помпей и Проб), которые являлись его ближайшими родственниками. Юстин был начальником дворцовой стражи, который, согласно нашим источникам, воспользовался властным вакуумом и совершил государственный переворот. Обвиненный в растрате больших сумм денег на взятки от лица совершенно другого кандидата, некоего Теокрита, он вместо этого потратил деньги на обеспечение лояльности дворцовой стражи, караульных, которые затем быстро привели его к власти. И, оказавшись на троне, Юстин занялся тем, что стал убирать всех соперников, реальных и потенциальных, которые высовывали голову слишком высоко, – того же Теокрита, денежные средства которого он незаконно присвоил, и Виталиана – военачальника высокого ранга, возглавлявшего халкидонскую оппозицию Анастасию и сыгравшего большую роль в примирении с папским престолом, которое ознаменовало начало правления и из которого Теодорих явно извлек большую пользу.

В течение нескольких лет, последовавших за этим неблагоприятным началом, Юстиниан – согласно всем источникам, а не только по рассказам Прокопия – неустанно трудился, чтобы добиться реальной власти и стать человеком, которого нельзя не принимать во внимание в ближайшем будущем как прямого наследника старого императора. Но это не означало, что его место во власти оставалось надежным. Престолонаследие от дяди к племяннику было не автоматическим в мире константинопольских политиков, а именно тем, что не случилось со смертью Анастасия. И среди других возможных кандидатов племянники Анастасия все еще находились при дворе; кто-то из них занимал очень высокий пост, а римские имперские режимы всегда представляли собой коалиции могущественных людей. К лету 527 г. Юстиниан проложил себе путь к трону, но его положение во власти было все еще зыбким. Занявшись этими огромными и рискованными проектами, он хотел заработать достаточный политический капитал, чтобы превратить простое занятие трона во власть, действительно правящую. Успех на любом фронте должен был продемонстрировать, что реальная сила Божества прочно подпирает трон Юстиниана и он полностью законный правитель римского мира[114].

В эти несколько месяцев своего правления Юстиниан выступает в качестве одаренного творческим воображением, честолюбивого человека, поймавшего свою удачу и стремившегося воспользоваться двумя главными идеологическими путями, открытыми императору Восточной Римской империи для укрепления своей власти. Этот образ существенно отличается от любого другого, возникшего как нормальная реакция на совершенно противоречивые портреты Юстиниана, но его точность подтверждается некоторыми подробностями последовавшей реальной законодательной реформы. Сильная сторона кратчайшего пути уже имелась фактически в главном плане проекта. Версия Феодосия необходимой реформы римской законодательной системы, как вы помните, представляла собой один окончательный суперкодекс, в котором должны были быть объединены заявления императора и письменные труды юрисконсультов в одно-единственное облачение, сшитое без единого шва. Версия Юстиниана представлялась гораздо менее амбициозной и завершилась двумя не такими уж суперкодексами: один должен был включать законы империи, а другой – материалы юрисконсультов. Это было проще, но оставались открытыми потенциальные проблемы, связанные с отсутствием согласия или – что более вероятно – расхождениями в акцентах между двумя группами материалов, которые честолюбивый адвокат мог использовать в суде. Быстрота, с которой продвигались реформы Юстиниана, сама по себе весьма показательна. Как было прокомментировано в кодексе Constitutio Tanta, подтвердившем законный статус кодекса 16 декабря 533 г., когда впервые объявили задачу, никто не ожидал, что она будет выполнена менее чем за десять лет (десять лет ушло у команды Феодосия на то, чтобы составить свой свод законов империи)[115]. На то, чтобы втиснуть выполнение задачи в три года, требовалось гораздо больше, чем просто оперативность, отражающая скорее величину политической воли и капитала, который режим Юстиниана был готов вложить в разрубание многих юридических гордиевых узлов, с которыми он сталкивался. Некоторые свидетельства этого процесса дошли до наших дней.

Важнейшей стратегией для устранения разногласий юрисконсультов была последовательность так называемых «пятидесяти решений», которая с помощью нового законодательства разрешила ряд трудных моментов в римской юриспруденции. Величайший современный исследователь этого процесса считает, что на самом деле их было гораздо больше пятидесяти, но всех их втиснули между 1 августа 530 г. и 30 апреля 531 г. (еще одно указание на то, что приготовления шли уже вовсю, прежде чем о проекте официально объявили в декабре 530 г.). Некоторые из этих проблем существовали веками, и такое быстрое их решение являлось не вопросом логического обсуждения или административной оперативности, а способом сделать так, чтобы споры прекратились перед лицом законных интересов, которые сохраняли, безусловно, разногласия к своей собственной выгоде в предыдущих поколениях. Отчасти ответ на вопрос, как Трибониан и Юстиниан справились с этой задачей, состоял, несомненно, в грубой силе (как мы вскоре увидим с большими подробностями), но они также предложили сделку некоторым из заинтересованных сторон. В окончательном восстановлении юридической профессии в Восточной Римской империи главное место занимали представители правовых школ Константинополя и Бейрута, которые, по-видимому, были самыми известными. Однако в самом конце этого процесса две другие правовые школы – Кесарийскую и Александрийскую – недвусмысленно «задвинули», а их преподавателям больше не разрешалось брать учеников. Это классическое правило «разделяй и властвуй». Согласие самой выдающейся части правового истеблишмента на пакет реформ получили отчасти благодаря гарантии того, что они получат дуополию на рынке юридического образования, обеспечив себе тем самым более высокие доходы, чем они до этого получали[116].