Но тут мать резко выдохнула и выдала скороговоркой:

‒ Я тебя записала на приём к психотерапевту.

Эмберли тоже выдохнула, только с облегчением. Всё оказалось не настолько ужасно, насколько она представила, и, пожалуй, Танина идея очень даже своевременна и совсем не плоха, но…

‒ И как ты собираешься за него платить?

Приём у хорошего мозгокопателя стоит недёшево.

‒ А вот это уже не твоя забота, ‒ заявила мать, гордо вскинув голову.

Ух ты! Реально? Эмберли впервые услышала от неё подобное, ведь чаще всего Таня говорила следующее: «Ты же знаешь, у меня нет денег на твои капризы» или «Если тебе очень надо – заработай сама».

‒ Это очень хороший специалист. А у тебя, я подумала, сейчас не самое простое время, ‒ осторожно начала мать и, вдохновлённая благосклонным молчанием дочери, зачастила: ‒ И эта паническая атака. Я тогда жутко перепугалась. Никогда в жизни так не пугалась. Не подумай, будто я решила, что ты свихнулась. Наоборот. Я всегда считала тебя очень умной. А это ‒ самый обычный приём. Поговоришь, обсудишь. Я же помню, в твоем возрасте легче что-то обсудить с чужим человеком. Да? А этот специалист действительно очень хороший. ‒ Она заглянула Эмберли в глаза и с надеждой уточнила: ‒ Ты… согласна?

‒ Ну-у, ‒ неуверенно протянула дочь. Чрезмерное внимание и забота со стороны матери её по-прежнему немного смущали, а еще и рождало ощущение подвоха. Хотя какой подвох может быть в предложении сходить к психотерапевту, если Эмберли и сама подумывала об этом на днях. ‒ Ладно.

‒ Ладно? ‒ повторила Таня, сначала вопросительно, а потом утвердительно: ‒ Ладно.

Ну вот все и уладили. Эмберли попыталась двинуться дальше, по своим делам, но мать опять преградила дорогу, протянув клочок бумаги:

‒ Вот адрес.

Эмберли взяла листочек, не глядя, засунула его в карман шорт.

‒ Не потеряй, ‒ не удержавшись, обеспокоенно обронила мать.

‒ Ага, ‒ послушно кивнула дочь, по большей части исключительно для того, чтобы Таня отстала. ‒ Но сейчас… мне бы в туалет. И в школу не хотелось бы опоздать.

‒ Да, конечно.

Мать отступила в сторону, освобождая дорогу, но до самого ухода Эмберли постоянно отиралась где-то поблизости, а когда та направилась к двери, крикнула вдогонку:

‒ Эм! Только обещай, что сходишь!

Переступив через порог, Эмберли обернулась, чтобы заверить в ответ громко и как можно убедительней:

‒ Хорошо! Хорошо. Обязательно. После школы.

Но сначала она сходит к мистеру Кэрригану, выспросит, почему тот вдруг решил уволиться. Хотя от мысли, что это он может оказаться разработчиком игры и тем самым жутким человеком, приводящим в исполнение приговоры, в груди слегка холодело. Слишком невероятно, но события последних недель приучили Эмберли верить в самые поразительные совпадения и возможность невозможного, но в то же время – не доверять никому.

Наверное, жутко глупо при наличии подобных предположений в одиночку заявляться к учителю, но раз она решила, значит, непременно сходит к нему домой.

Правда, идти никуда не пришлось. Потому что мистер Кэрриган встретился ей еще до занятий, в школьном коридоре, и первым произнёс «Добрый день», доказывая, что он не призрак, не мираж, не галлюцинация.

‒ А мне сказали, что вы уволились, ‒ растерянно пробормотала Эмберли.

‒ Если честно, хотелось, ‒ признался мистер Кэрриган. ‒ И уволиться, а потом и вовсе убраться из этого города. Как-то не в радость мне подобная популярность. Сначала одно, теперь вот другое. ‒ Он скрестил у груди руки и тряхнул головой, но, заметив обращённый на него недоумевающий взгляд, добавил: ‒ Кажется, некоторые склонны думать, будто это я мог устроить все те гадости с листовками и надписью на лбу?

‒ Но это ведь не вы!

Видимо, в восклицание ненароком пробралось слишком много вопросительных интонаций, потому что учитель озадаченно вскинул брови, посмотрел пронзительно.

‒ Не вы, ‒ как можно убедительней повторила Эмберли, сгорая под его взглядом от желания провалиться на месте.

Получилось ещё неестественней и неоднозначней, но на этот раз мистер Кэрриган сделал вид, что не заметил двусмысленности ситуации и неуверенности в голосе собеседницы. Потому торопливо перевёл разговор на другую тему:

‒ Кстати, это ведь тебя я должен благодарить за то, что правда открылась.

‒ Барлоу сама проболталась. В присутствие мисс Хетчет, ‒ пояснила Эмберли, не желая преувеличивать свои заслуги.

И услышала:

‒ Спасибо тебе.

Девушка с трудом сдержалась, чтобы не отвести стыдливо глаза. Ещё совсем недавно она твёрдо верила в невиновность учителя, в то, что не могло быть никаких домогательств. Почему же позже она столь легко прониклась подозрениями? Решила, что мистер Кэрриган способен скатиться до подлой мести, до жестокого самосуда над глупой обиженной девчонкой. И оттого слова благодарности прозвучали для Эмберли, скорее, упрёком, породили желание оправдаться и опять принизить собственные заслуги.

‒ Просто я хорошо знаю, как это ‒ когда тебя обвиняют незаслуженно.

‒ Да уж, не самый лучший жизненный опыт, ‒ сочувственно улыбнулся мистер Кэрриган. ‒ Но осуждать… всегда гораздо проще, чем разбираться или пытаться понять. Не бойся закона, бойся судьи. Или, скорее, тех, кто считает, что имеет право судить, ‒ заключил он с грустной усмешкой.

У Эмберли перехватило дыхание. Впрочем, учитель этого не заметил, махнул рукой, указывая в перспективу коридора:

‒ И… пойдём-ка. Иначе опоздаем на занятия.

Оставшееся учебное время девушка провела, как на иголках: бесконечно перебирала услышанные от мистера Кэрригана фразы, пыталась найти в них некий скрытый смысл.

Почему он упомянул именно судью ‒ судью! ‒ а не кого-то другого? Он знает, какая роль досталась Эмберли в игре? Откуда? Только если сам является разработчиком, если сам выбрал её в тестеры. Но, заподозрив это, сможет ли она теперь ему доверять? Что стоят его размышления о справедливости, ведь даже самые неопределённые и невинные слова судьи он переворачивает и истолковывает по-своему?

Но исполнять ее приговоры ведь мог и кто-то другой. И даже не один человек, а каждый раз разный. И не по собственной воле, а под страхом расправы, под давлением слов: «Препятствие правосудию и неисполнение приговора без уважительной причины ‒ наказуемо». А Кэрриган оставался за кадром, в тени ‒ кукловод, упивающийся своей властью.

Не вяжется! Никак. Эмберли прекрасно помнила, как однажды преподаватель пытался самостоятельно установить на своём ноутбуке новую программу и словил при этом парочку багов, угробил несколько важных файлов, а потом прибежал расстроенный, и ей пришлось наводить порядок и воскрешать невинно почивших из небытия. С подобными умениями учитель вряд ли сумел бы создать игру. Но зато мог попросить об этом кого-то другого. За зачет, за высокую оценку. Или вовсе постороннего.