Не знаю, что Джеймс ему наговорил, но, как бы то ни было, Хорст разрешил ему покопаться в этом имуществе. И как только Джеймс сообщил об этом Роджеру по электронной почте, мой муж сел на первый же самолет до Германии. Буквально тем же вечером он заказал билет на ближайший рейс, еще оставались места. Я лежала в кровати, читала на сон грядущий, когда он вошел и объявил, что завтра уезжает в Лейпциг и ему нужно встать в 3.30. Помню, он поцеловал меня на прощанье и заговорил о фильме – о том, что он наверняка отыщет его и положит конец поискам и неизвестности; не пройдет, мол, и нескольких дней, как все будет завершено. Я поцеловала его в ответ и сказала, что рада за него. Тогда я видела его в последний раз.

Она поднесла к губам бокал, но он опять оказался пуст. Взгляд у Лоры был усталый, почти невидящий.

– Я принесу письмо Джеймса. Из него вы узнаете конец истории.

Когда Лора выходила из комнаты, Рэйчел заметила, что на ногах она держится не слишком твердо. В кабинете, находившемся за стенкой, Лора застряла минут на пять. Рэйчел слышала, как она выдвигает и задвигает ящики письменного стола, шуршит бумагами и негромко чертыхается, но в итоге искомое нашлось, и Лора вернулась с письмом в одной руке и маленькой бутылкой в другой.

– Бренди, – пояснила она. – Вечер хорошо заканчивать бренди. А вот и письмо. Почитайте, а я пока налью вам капельку.

В бокале Рэйчел оставалось немного вина, но бренди туда все равно добавили, и жидкость обрела противный оранжевый оттенок. Выпить «коктейль» Рэйчел поостереглась, взамен она сосредоточилась на кипе исписанных от руки листков, что дала ей Лора. Почерк был четким, твердым, с заметным наклоном. Бумага из недешевых – плотная, кремовая с желтизной и водяными знаками.

Моя дорогая Лора,

Ужасно приниматься за это письмо. На похоронах ты сказала (и как прекрасно ты говорила в церкви в тот проклятый день), что я не должен винить себя в том, что случилось. Но как не винить? Именно я привел Роджера к месту его гибели. Верно, я был не в силах предугадать, чем все обернется, но – факт остается фактом. Если бы не мое вмешательство, твой муж был бы жив.

В четверг мы были не в том состоянии, чтобы поговорить подробно о его последних часах в этом мире. Я обещал, что напишу тебе и расскажу все, что смогу. Поэтому начну с того, как я встречал Роджера в аэропорту Лейпцига.

Утро выдалось жутко холодным. Когда он прилетел (он делал пересадку в Ганновере и из-за снегопада самолет опоздал на полчаса), мы отправились выпить кофе в баре. Он не стал тратить время на пустые разговоры – сразу перешел к делу, ему хотелось знать все о нашей предстоящей встрече с Хорстом. В запасе у нас было полно времени, но он заставил меня залпом выпить кофе и сесть в машину. В результате к складу мы подъехали на 15 минут раньше. Снегопад усиливался, и хотя время близилось к полудню, низкое исчерна-серое небо не предвещало сколько-нибудь светлого дня. Склад представлял собой огромное, ничем не примечательное строение на окраине города. Снаружи обширная стоянка. Мы припарковали машину и, топая по снегу, вошли внутрь; в автомате, рядом с письменным столом дежурного, мы взяли себе еще кофе, черного, обжигающего. И сели на скамью дожидаться Хорста. Я постарался ввести Роджера в курс дела: было крайне нелегко уговорить Хорста запустить нас в хранилище, чтобы мы поискали в этих старых пожитках вещи Фридриха Гюдеманна; пока я не сказал ему, он знать не знал о том, что Фридрих сделал неплохую карьеру в кино и на телевидении, а узнав, согласился наконец встретиться с нами на складе. Я не сомневался, что его манила возможность обнаружить нечто ценное, что можно продать, и за приличную сумму. Я предупредил Роджера, что в эту категорию может войти и копия «Хрустального сада», если мы найдем ее, но это соображение нисколько его не обеспокоило – напротив, еще больше взволновало. «Ты считаешь… ты правда считаешь, что копия здесь?» – спросил он, и более его ничто не интересовало. Идея отыскать этот фильм настолько захватила его, что о последствиях он просто не задумывался, например, о проблеме права собственности на фильм, с которой мы могли столкнуться. Столь сильно было его желание, как я теперь понимаю, просто опять увидеть «Хрустальный сад» и вновь пережить – насколько это возможно – то волшебное очарование, что он испытал, когда был маленьким беззаботным школьником.

И в какое же безрадостное место завел его этот квест. Мы пили дешевый кисловатый кофе, сидя на деревянной скамье и опираясь спинами о стену. На скамью падал слабый неоновый свет, а вокруг тянулись огромные пространства склада, пропадая в густом непроницаемом сумраке. Сеть бесчисленных проходов, а в них ряд за рядом одинаковые контейнеры для хранения, каждый метра четыре в высоту и два в ширину. Над нами металлические леса, образующие громадную решетку, в ячейках которой все те же емкости для хранения. Я вообразил раскатистый металлический звук шагов в этом подвесном лабиринте, но на самом деле кругом было тихо. Гнетущая мертвенная тишина. Разве что из наушников дежурного тонкой струйкой с присвистом просачивалась музыка. Мы с Роджером разговаривали, понизив голос, полушепотом, словно находились в соборе или библиотеке. И в каком-то смысле так оно и было. Библиотека ненужных вещей. Собор преданных забвению. Впрочем, говорить нам было особо не о чем. Шум приближающегося автомобиля мы распознали безошибочно, несмотря на то что шины тонули в снегу. Мы встали в ожидании появления Хорста. Он отряхивал снег с куртки и был явно не в духе. Даже не взглянув на нас, он направился к дежурному, чтобы забрать ключи от своих боксов. И лишь затем подошел к нам и поздоровался. Я представил ему Роджера, и он торопливо, без всякого интереса пожал ему руку. «По-вашему, в этих контейнерах, возможно, лежит фильм? – спросил он нас. – Вы ищете фильм, да?» Я кивнул, и он сказал: «Если мы найдем его, вам он не достанется. Это моя собственность». Я ответил, что мы это прекрасно понимаем, а Роджер добавил: «Но мы должны посмотреть его. Вы должны разрешить нам увидеть фильм». Хорст пробормотал нечто неопределенное, мол, «надо подумать», и поиск начался.

Контейнеры Хорста находились на первом этаже склада и стояли точно друг против друга: один под номером 24, другой под номером 11. На дверях, выкрашенных в желтый цвет, массивные навесные замки. Когда Хорст отпер номер 24 и распахнул дверь, я заглянул внутрь и приуныл. Изнутри контейнер казался много больше, чем снаружи, и был доверху забит мебелью и картонными коробками. Что касается номера 11, с ним дела обстояли еще хуже. Коробки загромождали дверной проем, так что дверь закрывалась с трудом и нельзя было разглядеть, что там, за этой баррикадой. На то, чтобы перебрать все это старье, понял я, уйдет уйма времени.

Пожалуй, я отброшу ненужные подробности и расскажу эту длинную и тяжкую историю покомпактнее. Медленно, прилагая немало усилий, мы пробирались сквозь хлам, оставленный мистером Гюдеманном, его сестрой и ее мужем. Мы с Роджером разгребали содержимое номера 11, Хорст сосредоточился на номере 24. Было видно, что ищет он целенаправленно в надежде наткнуться на драгоценности или что-нибудь в том же роде. Мы подробно описали ему, как выглядит коробка, и он буркнул в ответ, что даст нам знать, если найдет такую.