Последние восемь месяцев своей жизни бывший рядовой бундесвера и бывший младший специалист по логистике Таня Дорнхоф чётко делила на два этапа. «До» и «после».

В этапе «до» были лишь страх, боль, голод, отчаяние и чувство абсолютной беспомощности. Раненые умирали у неё на руках один за одним, и она ничего не могла сделать. А потом с гор пришли две огромные кошки и убили Йозефа, весёлого и умного парня, который ей так нравился и вслед за которым она напросилась в эту проклятую командировку. А потом приплыли они. Спокойные, уверенные в себе люди, от которых веяло надёжностью и безопасностью. И начался этап «после». В котором она встретила ЕГО. Она влюбилась в него как девчонка. С первого взгляда. Таня с нежностью посмотрела на спящего капитана. Только так, во время походов, когда Ivan Andreevich спал на палубе, она могла себе позволить эти нежные, говорящие сами за себя взгляды.

«Нет! Так нельзя! Надо держать себя в руках. Не распускайся!»

Таня бросила взгляд на мужа. Хороший, милый, добрый человек. И любит её безумно. Но… безответно. Правда, он об этом не знает. И никогда не узнает. И будет счастливым. Ja!

Глаза снова зацепились за капитана. Боже, что она только не делала! Улыбалась, ходила по палубе почти нагишом, даже научилась готовить! Вспомнив, как хозяин сделал ЕЙ замечание о внешнем виде, Таня чуть не расплакалась. Это было так стыдно.

«Нет, так нельзя. Надо подумать о чём-то другом».

Женщина встряхнулась, сунула пистолет за ремень и вышла на пляж. Тонкий серпик Луны висел прямо над горизонтом. Мириады звёзд и неспешный шелест прибоя постепенно успокоили Таню, и через пять минут, подышав прохладным солоноватым ветром, пройдясь туда-сюда и порядком озябнув, она решила вернуться к костру в доме. Там было тепло и уютно. Там был ОН.

До входа в здание, неярко освещённого изнутри еле тлеющим огнём костра, оставалось всего полсотни шагов, когда бесшумно идущая по песочку девушка потрясённо замерла. Несколько тёмных человеческих силуэтов, на секунду возникнув на светлом фоне проёма, исчезли внутри здания. И сразу внутри раздались дикие вопли.

— Иван! — Выхватив пистолет, вне себя от ужаса, Таня бросилась в дом.

Снов Маляренко не видел. Он просто спал. Потом палуба заходила ходуном, и на него упала громадная и тяжёлая волна, придавив его так, что невозможно было вздохнуть.

— …ан!

И сразу. Как молотком по рельсу. Дзанг, дзанг, дзанг.

Пулемётная частота выстрелов разбудила Ваню окончательно. На нём лежало что-то жутко вонючее и тяжёлое. Рядом орали несколько голосов, и кто-то нечеловечески визжал.

— Ах ты ж!

Маляренко столкнул с себя мёртвое тело и вцепился в ещё один вонючий комок тьмы. Тьма завизжала и попыталась ткнуть Ивана заточенной деревяшкой, но тут сзади прилетел удар мачете, и замотанный в жуткое тряпье человек разом лишился обеих ступней. Треснув противника по макушке кулаком, Иван, наконец, подхватил автомат.

Время остановилось. Алые языки огня, лениво облизывающие угли в очаге, застыли, окрасив полумрак каменного мешка кроваво-красным.

«Там только шесть патронов. Только шесть. Чужой. Пять. Чужой. Четыре. Три. Чужой. Два. Один. Всё».

Через секунду всё закончилось. Кошмар исчез. Остались мёртвые тела, запах крови, сгоревшего пороха и пролитого в огонь супа. В почти кромешной тьме Иван метался по комнате, схватив мачете, и вглядывался в лежащих и сидящих людей, полосуя любого, кого не узнавал.

— Огня! Огня! Живо!

Нереально ярким пламенем загорелась промасленная ветошь возле немца, осветив картину полного разгрома. У входа изломанной кучей лежало пять или семь тел налётчиков. Ещё трое лежали прямо в центре комнаты, возле потухшего костра.

— Танька, дверь ахтунг! Ферштейн?

— Ja. — Таня странно всхлипнула.

«А мои?»

— Сашка? Сашка?

— Нет. — Франц, мелко дрожа, указывал на лежащего в углу Александра.

«Нет. Только не это!»

— Игорь?

— Здесь.

— Франц? — Я.

— Димка?

— Димка? — Эхом повторил Игорь. — Димон! Уроды! Убью накуй!

Парень сорвался с места и бросился к двери.

— Стоять!

— Таня?

— Таня?

Тряпка возле Франца вся прогорела, оставив после себя слепящую тьму и кучу вонючего дыма. Снаружи тихо стонала женщина.

У Сашки был вдребезги разбит затылок. Скорее всего, он умер, так ничего и не почувствовав. Прямо во сне. Самому молодому из курсантов, Диме, рассекли живот, и именно его дикий крик разбудил всех. Таня получила удар заточенным колом в живот, когда остатки нападавших поспешно бежали. Девушка лежала на боку, согнувшись калачиком. Она не стонала и не плакала, а просто лежала, держась за замотанную тряпками рану. Вокруг неё, что-то тараторя по-немецки, хлопотал Франц. Справа от входного проёма с мачете наготове стоял Игорь. Прямо напротив него — с пистолетом Тани — Иван.

«Два. Всего два выстрела».

К утру Таня потеряла сознание. Едва засерел рассвет, Иван, велев Игорю сторожить вход, решительно выбрался наружу. На пустынном широком пляже не было никого. Полное безветрие и абсолютный штиль. И очень-очень тихо. Одинокая цепочка босых следов шла по утрамбованному пляжу от входа к воде. Там, на берегу, у самой кромки моря, лежала маленькая лодочка, полностью вытащенная на песок.

«Ну-ну».

Иван протёр пистолет рукавом и, взяв на прицел борт, пошёл к лодке. В ней оказался мальчишка. Маленький, щуплый, смуглый и почти голый. Кроме набедренной повязки на нём был хороший кожаный ремень, которым он туго перетянул простреленную ногу. Ещё в лодке были четыре пластмассовых весла и эмалированное ведро с водой.

Увидев незнакомого человека, мальчишка задрожал и съёжился, залепетав на непонятном языке.

«Жить хочешь?»

Кровавая пелена застила глаза. Душа порвалась, и Иван закричал.

Мальчишку перевязали и, крепко связанного, сунули в трюм. Таня очнулась и попросила пить. Восемь убитых налётчиков при свете дня оказались очень щуплыми и худыми азиатами невысокого росточка, вооружёнными лишь палками и дубинками. Только у одного из них был хороший кухонный нож. Франц вякнул что-то про Филиппины, а Иван считал их вьетнамцами или тайцами. Допросы пацана ничего не дали — тот молчал, как рыба.

Никто не верил, но Таня выжила. Срочно вызванный Док при помощи Ани сделал полномасштабную хирургическую операцию и сумел спасти девушку. Маляренко молча отвёл врача в чулан, где хранились медикаменты, развернулся и ушёл, оставив Дока наедине с этим богатством.

«Она спасла меня».

Иван боялся себе признаться, но то, что кричала Таня, на alarm или «тревога» никак не походило. И не «Саша» точно.