— Я это знаю. А сейчас я просто подыгрываю тебе, — улыбнувшись ответил я.

Напряжение в комнате немного спало. Майкл расслабился и, вытянув свои длинные ноги по ковру, начал поуютнее устраиваться в кресле. Потом он внезапно спросил:

— А как тебе удалось установить, что я якобы совершил очень страшное преступление?

— Твое прошлое. Уже здесь, в нашем времени. Когда и где тебя высадили?

— В августе 1939 года недалеко от Варшавы, — произнес он таким замогильным голосом, какого я не слышал ни разу в своей жизни ни от кого.

— Не думаю, что тебе очень хочется рассказывать о военных годах.

— Ты прав.

Тем не менее, собрав всю свою решимость, он начал свой рассказ именно с этого периода:

— Они просчитались. Неразбериха, которая возникла при немецком наступлении, позволила мне сбежать из полицейского участка. Правда, прямиком оттуда я попал в концлагерь. Постепенно я начал разбираться в сложившейся ситуации. Конечно, я ничего не мог предусмотреть, опираясь на исторические сведения, — это по плечу лишь нашим историкам или тем, кто всерьез интересуется подобными вещами. Я вступил добровольцем в немецкую армию, но вскоре понял, что войну они проиграют. Тогда я перешел линию фронта и, попав к американцам, выложил им все, что мог разузнать за время службы у немцев. Так я стал работать на американскую разведку. Рискованно, конечно, есть немало шансов на такой службе схлопотать пулю. Но, как видишь, — все обошлось. Меня пронесло. Я закончил войну, имея много друзей, которые потом помогли мне перебраться сюда. Ну, а все остальное — лишь следствие моего прошлого.

Моя сигара погасла. Я зажег ее снова. Сигары у Майкла были отменные. Их ему поставляли из Амстердама.

— Как зерно на чужой почве, — сказал я.

— О чем ты?

— Ты же знаешь. Руфь в изгнании. К ней плохо относились на родине, но ностальгия ее мучить все равно не переставала.

— Я этой истории не знаю.

— Она есть в Библии.

— Ах, да! Мне, наверное, стоит перечитать Библию. — Его настроение круто изменилось, передо мной в кресле сидел подтянутый, уверенный в себе человек — тот Майкл, которого я привык видеть.

— Да, — сказал он, проглотив остаток виски, — в прошлом у меня было немало упущений, да и условия теперешней жизни меня тоже мало радуют. Вот ты, например, наверняка вернешься назад, когда, пойдя в туристический поход столкнешься с отсутствием горячей воды, электричества и многих других вещей, без которых, как утверждают их производители, просто нельзя жить. Мне бы тоже сейчас хотелось бы иметь аппарат для уменьшения земной гравитации или клеточный стимулятор, но этого у меня нет, и я прекрасно научился обходиться без этих столь необходимых для меня вещей. Но вот тоска по своему времени, по своему дому… Можно привыкнуть ко вкусу чужой еды, к чужому языку и чужим обычаям, ко всем этим мелким дрязгам, которыми вы постоянно занимаетесь сейчас и которых не избежать в будущем. Но в будущем все будет иным — все абсолютно. Путь, который пройдет цивилизация, можно сравнить лишь с путем солнца за миллионы лет!

По своей ли воле люди во все времена перекочевывали с места на место? Мы исчисляем свой род от того поколения, которое сумело противостоять любой стихии, вынести все испытания и, прочно осев на одном месте, дать начало своему роду! — глубокая морщина пролегла между его бровей. — Я приспособился ко всему. Назад я уже не вернусь, даже если меня амнистируют и пригласят вернуться. Я ненавижу те методы, с помощью которых они правят страной.

Я допил виски и, ощущая на языке его божественный вкус, лениво поинтересовался:

— Значит тебе здесь нравится?

— Да, — твердо ответил он. — По крайней мере, пока. Я преодолел эмоциональный кризис. В этом мне помогла моя работа сейчас и стремление выжить — в прошлом. У меня было все эти годы слишком мало времени, чтобы жалеть себя. Сейчас мое дело, моя работа увлекают меня все больше и больше. Это увлекательная игра, в которой даже если что-то и не удается, человека все равно не наказывают высшей мерой! Я нашел здесь то, что безвозвратно утеряно людьми будущего. Я клянусь, что ты даже понятия не имеешь, насколько прекрасен и экзотичен город, в котором ты живешь! Только вдумайся — в то же самое время, когда мы здесь беседуем, всего в пяти милях отсюда, возле атомной лаборатории, на часах стоит солдат, а неподалеку от него в подъезде замерзает бродяга. А еще где-то идет оргия на вилле миллионера, где-то священник готовится к утренней молитве, недавно в город приехал арабский торговец, не спит шпион из России, прибывает корабль из Индии!.. — Он немного успокоился и, посмотрев на двери, ведущие в спальню, продолжил нежным, взволнованным голосом: — А моя жена? Мои дети? Нет, я не вернусь! Моя жизнь — здесь!

Я последний раз затянулся сигарой:

— Ты действительно неплохо приспособился к этой жизни!

Майкл, у которого от моих слов окончательно улетучились остатки плохого настроения, улыбнулся:

— Ты, я вижу, всерьез поверил во все эти россказни?

— Ты знаешь, — да! — ответил я и, затушив в пепельнице сигару, поднялся из кресла. — Уже поздно. Собирайся. Нам пора идти!

Вначале он ничего не понял. Но, когда до его сознания дошел смысл моих слов, он вскочил с кресла, словно разъяренный кот: — Мы?!

— Конечно, — сухо ответил я, доставая из кармана пистолет с парализующими капсулами. — Остановись. Против этой штуки ты бессилен. Мы просто проверяли тебя. Ну, а теперь — пошли!

— Нет, — чуть слышно промолвил он, кровь отхлынула от его лица. — Нет, нет, ты не сможешь этого сделать, это будет нечестно по отношению к Амалии, к детям…

— Это тоже входит в твое наказание.

Я высадил его в Дамаске за год до того, как войска Тамерлана разорили этот прекрасный город.

Государственная измена

Через три часа за мной придут. Распахнется дверь. Двое в парадной форме встанут в проходе, с оружием наизготовку. Не знаю, будут ли их лица выражать отвращение и ненависть или болезненную жалость, но уверен, что они будут трогательно юными, эти лица, как у всех нынешних рядовых. Затем между ними пройдет Эрик Халворсен и встанет по стойке смирно. Я тоже. «Эдвард Брекинридж», — произнесет он и продолжит дальше, как положено. Совсем недавно он звал меня Эд. Мы однокашники; в последний отпуск мы провели вместе такой вечер, что сейчас о нем уже наверняка ходят легенды. (То было в Порт-Желании, а на следующий день мы махнули к морю, красному на