— Но мы вмешались. Не дали бабе свои планы осуществить. Вон ее и выставили вместе с муженьком.

— Только что прописанными тут Генка с супругой числятся, а так никаких прав у них нету.

— Собственники только мы с братухой! У меня большая доля, у него меньшая.

— Почему это у тебя большая? — немедленно возмутился второй. — Это у меня большая, а у тебя меньшая.

— А это ты видел!

И перед носом брата появился жирный кукиш. Второй не стал сдерживать рвущиеся из груди чувства и смачно плюнул на кукиш. Дело шло к новой драке. И Оксана поспешила вмешаться, напомнив хозяевам о своем присутствии. Это несколько отрезвило драчунов, в битву они не вступили, но взгляды метали друг на друга весьма красноречивые. Можно было не сомневаться, стоит закрыться двери за гостями, как схватка вспыхнет с новой силой.

Жить в квартире со столь многочисленными и воинственными родственниками было бы и впрямь удовольствием ниже среднего. Так что Оксана с Германом без труда поверили, что Почтарева эти люди видели хотя и не очень давно, но чисто случайно.

— В магазине это было. Мы за покупками пришли, а там Генка и с ним какой-то хмырь.

— Мы-то чего попроще брали, картошку там, макароны, а у Генки в тележке чего только не было. И сыр, и колбаса, и рыбка красная.

— А уж фруктов! — заголосили бабы. — Тортов да пирожных! Мы столько за весь год всей семьей не едим!

— Мы Генке и сказали, с… ты! Мы в нищете бьемся, а ты тут харчей себе набрал, вдесятером не сожрать. Ясно, что денег у тебя куры не клюют. Выпишитесь с Томой по-хорошему, купите себе другое жилье. А он морду кирпичом, как будто нас и не знает. И дальше тележку за тем хмырем покатил. Хмырь товары с полки достает, в тележку складывает, а Генка только рулит за ним.

— А потом второй раз уже у выхода с ними столкнулись. В соседних кассах стояли. У Генки еще одна тележка образовалась, на сей раз со всяким детским барахлом, с бутылочками, баночками, соками да с детским питанием.

— Не иначе как на ясли товаров накупили или на детский сад.

— Скажешь тоже, ясли! В яслях детей такой водой не поят. Полторашка воды двадцать с копейками стоит. А тут сто миллилитров, на два глотка, а восемьдесят восемь рубликов отдай. Где логика у людей? Выходит, литр уже под тысячу потянет?

— Наши-то ребята из-под крана воду хлещут.

— И чего? И ничего! Живехоньки!

— То-то и оно, получается, что водичка такая только для богатеев. А Генка наш всегда только и мечтал, как бы туда, где посытнее, примазаться.

Возмущение семьи было удивительно дружным. Ни у кого не нашлось теплого словечка для Почтарева.

Было ясно, что искать Геннадия Почтарева по месту регистрации просто бессмысленно.

Татьяна Леонидовна страшно обрадовалась, когда Оксана представила ей своего «коллегу». Она не только не стала возражать против появления Германа, но, наоборот, всячески его приветствовала. В глазах бухгалтерши это означало, что Оксана довела до сведения начальства ее исповедь, там ей заинтересовались и теперь хотят проверить рассказ молоденькой сотрудницы.

Она несколько раз с чувством потрясла руку Германа, приговаривая:

— Очень рада! Очень рада! Вы такой представительный мужчина, вы обязательно во всем разберетесь!

Герман для второго визита в клинику полностью преобразился. Поскольку его в «Красоте не для всех» успели хорошо запомнить, когда он буянил и требовал на разборки доктора Меерсона, Герман замаскировался как только мог. Оксана договорилась с приятельницей, которая работала в театре, и та раздобыла ему парик, накладную бороду и усы, которые Герман и нацепил под умелым руководством приятельницы. В комплект аксессуаров входили еще и очки, которые изменили Германа до неузнаваемости.

После театра они заглянули в прокат вечерних туалетов, где выбрали черный двубортный костюм, в котором Герман стал похож не то на гробовщика, не то на киллера на задании, не то на агента разведки. Но Татьяна Леонидовна пришла в восторг. Любительница сериалов про сыскарей, она ожидала именно такого следователя.

Попасть в корпус «Би» с Татьяной Леонидовной оказалось проще пареной репы. Но ничего таинственного в здании не оказалось. Тут было почти совсем пусто, последние пациенты, ожидавшие приема у доктора Меерсона, покинули клинику сегодня утром. Скрывать его смерть после визита полиции, которая все-таки сюда добралась, стало невозможно, и пациенты поняли, что даром теряют время.

Татьяну Леонидовну встречала ее приятельница — пухленькая миловидная дамочка лет сорока, которая казалась уменьшенной копией самой бухгалтерши. Светлана, так звали доктора, не скрывала, что подавлена случившимся.

— Пациенты разбежались. Марк убит. Все кончено!

— Погоди, Светусик, может, все еще и обойдется.

— Теперь мы все безработные. И мы, и вы. Без Марка и «Красоте» долго не продержаться.

— Ничего, работу мы с тобой всегда найдем. Может, и не такую престижную, но без хлеба не останемся. Меня другое тревожит. А ну, как уголовное преследование?

— Что?

Света с удивлением взглянула на Татьяну Леонидовну.

— Все знают, что свои операции Марк проводил незаконно. Не было у него ни лицензии, ничего. Потому и собственную клинику не открывал, под прикрытием «Красоты» работал.

— А мы-то здесь при чем? Не мы оперировали, он один.

— Мы ведь все в курсе были. А кто и не был, так пусть попробует теперь это доказать.

Света немного подумала, а потом возразила:

— Клиенты к Марку сами приходили. Никто их на веревке сюда не тянул. И под нож ложились, предварительно написав расписки. Мол, если что не так во время операции пойдет, то они претензий иметь не будут.

— И пару раз такое случалось, — многозначительно сказала Татьяна Леонидовна. — Два раза — это то, что я и все остальные знают. Но наверняка таких случаев больше было.

— Ну, случалось, конечно, — нехотя призналась Света. — Не так часто, но где-то в одном из двадцати случаев бывал прокол. Но это вполне допустимый процент. Невозможно все предусмотреть. У кого-то бывала индивидуальная реакция на воздействие тока. У кого-то своего рода аллергия на материалы стимулятора. Все в процессе работы отрабатывалось, и процент брака со временем стал меньше.

— Но все же был.

— Ну и что? Говорю же, люди отлично знали, что вместо вечной нирваны могут угодить в ад. И были на это готовы.

Оксану мучило любопытство. И, не выдержав, она спросила:

— Скажите, а что за эффект был у этого операционного вмешательства, что люди были готовы идти на все, в том числе и на смертельный риск?

— Ну, смертельных исходов у нас не случалось, Бог миловал. Все пациенты остались живы. Вопрос в другом, получали они желаемое или уходили с пустыми руками — это да. Но никто не умер, никто.