— Он на меня немного разозлился. А зачем сделал это, не знаю. Может быть, это показалось ему забавным. Причины всех поступков Джулиуса — тайна. И все же согласись, что это поразительно! Разве кто-то другой додумался бы взять и раскромсать все на куски?!

— Все-таки мне непонятно…

— Я тебя не шокирую? Хочешь, прикроюсь занавесками?

— Нет-нет. Но разве тебе не холодно?

— Ничуть. До твоего прихода я мерзла, думала, что придется здесь ночевать, и сдернула занавески, чтобы укрыться ими, как одеялом. Но теперь, когда ты пришел, я успокоилась и мне тепло.

— Почему ты не наденешь что-нибудь из вещей Джулиуса?

— В том-то и фокус. Он запер спальню, а во всей остальной квартире нет не только одежды, но и клочка ткани. Одно это посудное полотенце, которым я обмоталась, хотя к чему это, ведь мы такие старые друзья! — Содрав с себя полотенце, Морган решительно зашвырнула его подальше и снова расхохоталась, а потом весело пустилась в пляс.

— Ну и ну, — пробурчал Саймон. Он сидел на диване, смотрел на нее и вдруг понял, что совершенно раздетую женщину видел всего лишь однажды — во время противного, привкус вины оставившего посещения парижского стрип-клуба. И, разумеется, никогда не видал ни одной из своих знакомых, прыгающей (тряся от смеха и быстрых движений грудями) по квартире в самом центре Лондона. Зрелище оказалось не из приятных.

— Морган, прошу тебя. Нам нужно что-то предпринять. Ведь Джулиус может вернуться.

— Он не вернется. — Морган наконец остановилась. — Он уехал на ярмарку в Харбароу.

— На ярмарку в Харбароу?

— О господи, не все ли равно куда. Уехал. Конечно, мы должны что-то предпринять. Но сейчас я наслаждаюсь, как никогда в жизни.

— Я — нет.

— Саймон, да ты боишься меня! Как это трогательно. — Подойдя к дивану, она опустилась на корточки и положила локти ему на колени. Потом осторожно взяла его за руку, подвела ее под одну из грудей и закрыла глаза. «О боже», — прошептал Саймон. Руку он не убрал, и она продолжала поддерживать что-то влажное, мягкое, теплое и тяжелое.

Без одежды Морган смотрелась так необычно, что он с трудом узнавал ее. Загорелое с остренькими чертами лицо стало похоже на птичью головку, казалось старообразным и как бы стертым. Очарование и живость человеческого облика исчезли. Лишенные очков глаза казались застывшими и слепыми. Длинная шея сидела на твердых костистых плечах и упиралась в резко выступающие ключицы. Там, где ее закрывал купальник, кожа осталась белой. Округлые груди слегка обвисли, а темная дорожка между ними пахла потом. Кожа ложилась кое-где складками, а ниже талии — кольцами; бедра круглились, сужались, делали новый изгиб; колени блестели. Саймон видел все это и не видел. Его наполняли тревога, жалость и отвращение. Кроме того, появилось физическое возбуждение и какая-то дурнота.

— Пожалуйста, Морган, пожалуйста…

— Хорошо. Сделай что-нибудь. Давай.

Она вскочила на ноги, и Саймон тоже поднялся:

— Значит, так. Сейчас я поеду и привезу тебе что-нибудь из одежды. До Руперта отсюда на такси минут пятнадцать, самое большее — двадцать. Хильда поможет мне собрать что нужно.

— Нет. У меня идея получше, — сказала Морган.

— Какая?

— Я забираю твою одежду.

— Что?

— Глупенький, ненадолго. Только чтобы съездить за своей. Я обернусь моментально.

— Но, Морган, как же?..

— Не паникуй, Саймон. Тебя никто не увидит. Если хочешь, можешь укрыться занавесками. Я вернусь через полчаса. Купила бы себе что-нибудь на Бонд-стрит, но все магазины уже закрыты.

— И все-таки разумнее, чтобы поехал я…

— Никаких «все-таки». Женщины носят теперь что угодно. На меня даже не обернутся. Ведь я не отправлюсь в бар «Клариджа».

— А как же я? Ты сама подумай!.. Серьезно, Морган, я предпочел бы наоборот. Ведь я моментально…

— Саймон, я не хочу, чтобы Хильда знала об этом маленьком приключении. А если ты явишься за моими вещами, придется что-то выдумывать. Ну пойми же и будь молодцом. Представь себе, что подумал бы Руперт! Он был бы в ужасе.

— Но я мог бы сказать им… ну… например, что ты упала в реку.

— Все, хватит, Саймон. Не глупи. Раздевайся. Мне уже надоело ходить голой про квартире, и у меня появляются признаки клаустрофобии.

— У меня тоже.

— И, будь добр, одолжи мне денег. Моя сумочка в спальне. Черт, и очки там же. Иди сюда, дай я развяжу тебе галстук.

Покорно стоя перед Морган, Саймон позволил ей развязать галстук и расстегнуть рубашку. Потом, охая, снял пиджак.

— Вот и чудесно. Саймон, дорогой мой, не сердись. Во мне вдруг проснулась такая энергия. Я ведь уже сказала: это мой звездный час. Мне нужно было найти способ выбраться отсюда. Твой приход — колоссальная удача, и теперь мне не терпится оказаться за дверью. Я просто умру, если Джулиус явится, а я, хоть помощь уже в пути, еще здесь.

— Явится? Разве ты не сказала, что он уехал на уик-энд? Значит, он все-таки может в любой момент появиться?

— В общем да. И я не хочу, чтобы он смог увидеть меня голой и дрожащей.

— Я тоже не хочу, чтобы он смог увидеть меня голым и дрожащим.

— Зачем тебе дрожать? По правде говоря, я сдернула занавески просто от злости, но ты вполне можешь укрыться ими от холода. Как жалко, что я разбила эту танскую штуковину. Ну ладно, я скоро вернусь. Какого красивого цвета твоя рубашка! Она идет мне?

Саймон еще раз вздохнул и снял брюки.

— Трусы можешь оставить. Но без носков и ботинок мне просто не обойтись. К счастью, у нас, похоже, один размер.

Натянув черные брюки, Морган заправила в них рубашку и, застегнув молнию, взялась за галстук:

— Не поможешь мне? Никогда не завязывала галстука.

— На другом его не завяжешь. И он тебе ни к чему.

— К чему. Я хочу быть одета, как надо. Галстук необходим. Пожалуйста, постарайся.

Саймон довольно неуклюже справился с узлом, и она ловко скользнула в пиджак.

— Морган! Да тебя можно принять за мальчишку.

— У меня ощущение, что я выгляжу бесподобно. Твои брюки сидят на мне как влитые. И видишь, ботинки тоже отлично подходят. Дай-ка я пройду в ванную и посмотрюсь в зеркало. Саймон, галстук мне удивительно к лицу. Мне нужно всегда носить галстук.

На улице было уже темно, и Морган зажгла в ванной свет. Чуть подрагивая — плитки кафеля холодили босые ноги — Саймон поверх ее плеча глянул в зеркало. Морган снова преобразилась. Худощавое лицо, темные аккуратно подстриженные волосы, узкие, снова сделавшиеся блестящими и осмысленными глаза, казалось, принадлежали юноше, но вовсе не ветрогону и моднику, а серьезному и смышленому. Строго взглянув на свое отражение, Морган решительно сжала губы. Слабый и беззащитный, Саймон смотрел на свое белое плечо, чуть возвышающееся над жестким плечом черного пиджака. Он был только чуть выше Морган.