Сам великий князь так пишет об этом в своих интереснейших мемуарах:

«Будучи поклонником аппаратов тяжелее воздуха еще с того времени... я понял, что достижение Блерио давало нам не только новый способ передвижения, но и новое оружие в случае войны. Я решил немедленно приняться за это дело и попытаться применить аэропланы в русской военной авиации. У меня еще оставались два миллиона рублей, которые были в свое время собраны по всенародной подписке на постройку минных крейсеров после гибели нашего флота в русско-японскую войну. Я запросил редакции крупнейших русских газет, не будут ли жертвователи иметь что-либо против того, чтобы остающиеся деньги были бы израсходованы не на постройку минных крейсеров, а на покупку аэропланов? Через неделю я начал получать тысячи ответов, содержавших единодушное одобрение моему плану. Государь также одобрил его. Я поехал в Париж и заключил торговое соглашение с Блерио и Вуазеном. Они обязались дать нам аэропланы и инструкторов, я же должен был организовать аэродром, подыскать кадры учеников, оказывать им во всем содействие, а главное, конечно, снабжать их денежными средствами. После этого я решил вернуться в Россию. Гатчина, Петергоф, Царское Село и С. Петербург снова увидят меня в роли новатора.

Военный министр генерал Сухомлинов затрясся от смеха, когда я заговорил с ним об аэропланах.

— Я вас правильно понял, Ваше Высочество, — спросил он меня между двумя приступами смеха: — вы собираетесь применить эти игрушки Блерио в нашей армии? Угодно ли вам, чтобы наши офицеры бросили свои занятия и отправились летать чрез Ла-Манш, или же они должны забавляться этим здесь?

— Не беспокойтесь, ваше превосходительство. Я у вас прошу только дать мне несколько офицеров, которые поедут со мною в Париж, где их научат летать у Блерио и Вуазена. Что же касается дальнейшего, то хорошо смеется тот, кто смеется последним.[282]

Государь дал мне разрешение на командировку в Париж избранных мною офицеров. Великий Князь Николай Николаевич не видел в моей затее никакого смысла. Первая группа офицеров выехала в Париж, а я отправился в Севастополь для того, чтобы выбрать место для будущего аэродрома. Я работал с прежним увлечением, преодолевая препятствия, которые мне ставили военные власти, не боясь насмешек и идя к намеченной цели. К концу осени 1908 г. мой первый аэродром и ангары были готовы. Весною 1909 г. мои офицеры окончили школу Блерио. Ранним летом в Петербурге была установлена первая авиационная неделя. Многочисленная публика — свидетели первых русских полетов — была в восторге и кричала ура. Сухомлинов нашел это зрелище очень занимательным, но для армии не видел от него никакой пользы. Три месяца спустя, осенью 1909 года, я приобрел значительный участок земли к западу от Севастополя и заложил первую русскую авиационную школу, которая во время великой войны снабжала нашу армию летчиками и наблюдателями».[283]

Подходящее поле для летной школы было найдено в 12 верстах от Севастополя вблизи долины реки Кача около деревни Мамашай (Орловка). 21 ноября 1912 года в день второй годовщины со дня основания в Севастополе офицерской школы летчиков состоялась закладка постоянных зданий. С учетом особой роли основателя школы по высочайшему соизволению ей было присвоено наименование «Севастопольская его императорского высочества Великого князя Александра Михайловича военная авиационная школа».[284]К моменту начала Первой мировой войны Качинская летная школа под Севастополем работала уже на полную мощность. В 1914 году на ее аэродроме приземлился самолет, ведомый автором «мертвой петли» — П. Н. Нестеровым. Сегодня эта фигура высшего пилотажа носит его имя. В период с 1910 по 1917 год в школе было подготовлено 609 летчиков.[285]

Возможно, и благодаря этому в первой половине 1917 года русский флот всецело господствовал на Черном море. Босфор был заблокирован, а турецкое судоходство — полностью остановлено, побережье Турции блокировано нашими эсминцами. В это время в Санкт-Петербурге и началась Февральская революция. На Черном море все было спокойно — войска и флот планомерно готовились к десантной операции на Босфоре, которая была назначена на апрель 1917 года. Несколько дивизий отрабатывают высадку со специально подготовленных кораблей. Взятие русскими турецких проливов Босфор и Дарданеллы означало контроль России над стратегически важным выходом из Черного в Средиземное море. Помешать этому и запереть наш флот в Черном море являлось целью политики Британии на протяжении столетий. Допустить русских в мировой океан было для англичан невозможным. Вы никогда не задумывались, почему крушение нашей государственности произошло именно в Феврале 1917 года? На февраль как на крайний срок переворота указывала дата готовящейся русским генштабом Босфорской десантной операции: март—апрель 1917 года. Революция после этого мартовского наступления становилась неосуществимой, февраль был ее последний, крайний срок. После колоссальных побед революций не случается, произойдет патриотический подъем и царю простят все за выполнение вековой русской мечты. Такое развитие событий надо было предотвратить. Как это ни странно звучит, но именно улучшение, а не ухудшение военной ситуации привело к февральскому перевороту! Надо было спешить с развалом России — после войны такого шанса уже не представится. Еще немного — и не будет войны, а значит, и повода для самой революции. Сомневаетесь — вспомните, что было дальше. Как по заказу, падение монархии положило конец планам захвата Константинополя и проливов. Временное правительство много об этом говорило, но ничего не смогло предпринять из-за полной политизации армии и флота и нежелания солдат и матросов воевать. Десант откладывается, а потом русским становится и вовсе не до того. Они начинают яростно убивать друг друга. И это совпадение?

Адмирал Колчак со своей стороны делал все, чтобы не допустить упадка дисциплины и поддерживать на должном уровне боеспособность флота. На удивление, германо-турецкий флот не проявлял практически никакой активности. Однако революционная бацилла начинает проникать и на Черноморский флот. Хотя первым был разложен и потерял боеспособность флот Балтийский. Но и на Черном море на кораблях создаются революционные комитеты, а офицеров начинают притеснять. Выход на боевое задание теперь должен согласовываться «с товарищами из Комитета». В итоге, не имея возможности контролировать ситуацию и не желая быть безвластным статистом гибели дисциплины и флота, 19 июня 1917 года вице-адмирал Колчак уходит в отставку. На календаре — жаркое лето 1917 года...