– Вашего внука сбросила лошадь… А родные покойной жены Владимира Ивановича сильно с ним поссорились… В общем, неприятная история.

Помещица подскочила с кресла и, не попрощавшись, ринулась на улицу. Желание видеть внука немедленно, убедиться, что он вне опасности, заставило Агриппину Юрьевну тотчас отправиться к матери Лизы, которая на время забрала ребенка. В этом доме ее хотя бы на порог пустили, лакей попросил подождать. Графиня вышла к гостье сама, но остановилась на верхней ступеньке лестницы и ледяным тоном сказала:

– Сударыня, я прошу вас никогда более не переступать порог моего дома. Вы и ваш сын приносите несчастья.

– Но… я хотела… – залепетала помещица. – Что с Ники?

– Он жив, сударыня, жив. Вы и ваш сын никогда не увидят его, я обещаю. Даже если мне придется поставить сюда пушку и стрелять в вас, я сделаю это.

Подобного стыда и унижения Агриппина Юрьевна не испытывала ни разу в жизни. Жар опалил все ее тело, а лицо так в особенности. Только на квартире она рассказала Ионе и о визите к доктору, и о приеме в доме невестки. Управляющий был потрясен не менее, чем она, что-то бормотал в утешение, но это не помогало. Кто же способен внести ясность в неразбериху? Уж точно не Иона, потому слушала помещица его невнимательно, сама же о другом думала. Когда запас слов Ионы истощился, она сказала:

– Не нравится мне все это. Сердце подсказывает – нехорошие дела творятся в доме сына. Вот что, Иона, найми-ка ты парочку людей. Пускай последят за домом, кто приходит туда, кто уходит. А ежели больше чего узнают, так вознаграждением не обижу.

Вопреки негласному правилу «не выносить сор из избы», она пошла на этот шаг, не думая о репутации сына. И уже вечером следующего дня прослушала отчет.

– Владимир Иванович не выходил, к окнам не подходил, – докладывал первый соглядатай, щуплый на вид и рябой. – Приезжала в карете молодая особа, весьма хороша собой, осталась в доме. С нею был юноша ликом бледен. И он остался в доме.

– А я с экономкой господина графа сошелся, но покуда ничего не вызнал, – сказал второй, рослый и на вид пригожий. – Не беспокойтесь, вызнаю, только скажите, сударыня, что вам любопытно?

– Все, – лаконично ответила она. – Все, что связано с жизнью в том доме. А также слухи, сплетни о моем сыне, любые сведения. Оплачу серебром.

Решимость овладела Агриппиной Юрьевной после позорного приема, который ей оказала мать Лизы, а обеспечил позор Владимир. Не поверив в болезнь сына, она вознамерилась вывести его на чистую воду и воздать по заслугам. Больше думала о Наташе, ведь судьба дочери зависела от Агриппины Юрьевны. А о злоключениях своих отписала в Неаполь младшему брату, который давно уехал в Италию, свыкся с тамошними устоями и был весьма доволен. День и ночь вокруг дома сына шастали шпионы, сама же Агриппина Юрьевна занялась поисками концов, то есть каким образом ее недвижимостью распорядился сын. Кнутов Федор Романович писал купчие, поскольку однажды он же писал купчую на дом, где теперь проживал сын, а деньги дала она. Вот Агриппина Юрьевна и надумала справиться у него, как были проданы земли.

– Сударыня, сделки не совершаются, коль земля заложена, продана или имеет иного хозяина, – недоумевал Кнутов, чем недовольна помещица Гордеева. – А ежели вы, сударыня, желаете вступиться за означенные земли, то к ответу привлекайте того, кто продал их. Заверяю вас, бумаги вашего сына были в полнейшем порядке.

– Но почему купчие подписывал не сын, а его доверенное лицо?

– Такова была воля господина графа. Доверенность составлялась при свидетелях, она скреплена печатями, ваш сын подписал, чего ж вы от нас хотите? Граф давно желал продать одно из имений, справлялся, как быстрей это сделать.

– Одно? – насторожилась Агриппина Юрьевна. – Но он же продал… то есть тот человек, доверенное лицо моего сына, продал пять имений. Скажите, были ли предоставлены графом бумаги, удостоверяющие, что имения принадлежат ему?

– Я же говорил, бумаги были в полнейшем порядке.

– А не скажете ли, когда, в какой день совершалась сделка?

– Скажу-с. – Регистратор открыл толстый том, полистал страницы, ткнул пальцем. – Вот-с, октября десятого дня.

В карету села Агриппина Юрьевна чернее тучи, приказала Фомке гнать по адресу к Мумину.

– Ты, Иона, слыхал, чтобы чужие имения запросто продавали? – возмущалась она. – И знаешь, когда продали мои земли? Десятого октября! Я как раз гостила здесь, у сына. Ну, как это могло быть, как? Что ты вертишься?

– Да заприметил, карета за нами ездит, – глядя в заднее окошко, пробормотал он. – То ли мне… Свернула! Стало быть, показалось. И все ж… Третий день вижу эту карету…

– Ай! – отмахнулась помещица. – Кому тут за нами ездить? И зачем?

На звон колокольчика вышла горничная:

– Господина Мумина нету-с дома.

– Когда же он будет? – спросил Иона.

– Ввечеру приходите, они-с дома в это время.

Иона открыл дверцу кареты перед помещицей, а сам беспокойно огляделся. Не приметил кареты, которая будто нарочно ездила за ними вот уже третий день. Он успокоился, сел напротив озабоченной Агриппины Юрьевны, а она его и огорошила:

– Скажу тебе, что на сердце камнем лежит, не могу освободиться. Сдается мне, бумаги мои Лиза вытащила. – Гордеева так и не посмела сказать – украла.

– Господь с тобой! – вытаращился Иона. – Лизанька? Она ж точно ангел была!

– То-то и оно! – беспомощно всплеснула руками Агриппина Юрьевна. – Уж я и так думала, и эдак… а все равно на Лизаньке сходится! Я хорошо помню, что бумаги были на местах в ящичках. Я ведь открывала их, когда папку твою… Ох, не смотри на меня так, Иона, самой тошно. Да только некому больше забрать их. И очутились они у моего сына.

– Выходит, он ее… потому что…

– Да! – воскликнула помещица со слезой в голосе. – Потому что Лиза могла его выдать мне. Выходит, мой сын… чудовище.

Что мог на это ответить Иона? Ничего.

До вечера они не обмолвились ни словом, а в сумерках поехали к дому Мумина. И прождали несколько часов, замерзли, но не уезжали, решив непременно дождаться человека, пользующегося небывалым доверием Владимира. Иона то и дело справлялся, вернулся ли господин Мумин домой, но всегда возвращался в карету ни с чем.

Посыпал мокрый снег. Иона в очередной раз шел от квартиры Мумина. Остановился, поправляя на плечах пальто, как вдруг заметил в конце улицы мужчину в шинели с пелериной, который торопливо приближался. Иона решил подождать его – вдруг это тот, кто нужен? Господин проходил световое пятно под фонарем, но тут внезапно сзади прохожего, из темноты вынырнули две лошадиных морды, стремительно несущихся на господина в шинели. Это произошло очень быстро. Иона хотел крикнуть: «Посторонись!», а не успел. Господин исчез, словно его и не было, исчез бесшумно. Вместо него две мощных лошади тащили карету. Сделав небольшой полукруг, они съехали с той части мостовой, что предназначена для пешеходов, и помчались по дороге к Ионе.