ты имеешь в виду добрую фею или злую? — вдруг глухо и отрывисто спросила она, и в её голосе он уловил лёгкое раздражение.

— Конечно же, ты добрая фея, — выпалил Павел. — Но ты поняла, что мой отец беспокоится о тебе? А знаешь почему?

— Нет...

— Если я не поеду на фронт, а поеду я наверняка, даже если меня не пошлют, я напишу рапорт с просьбой отправить меня в район боевых действий. А на войне всякое бывает, там смерть ходит за тобой как тень. И если вдруг меня срежет пуля, о тебе позаботится моя мама.

Пока Павел говорил, Люся достала из альбома свою фотокарточку и отдала её мужу.

— Вот моё фото, пошли отцу, оно маленькое, и он сможет положить его в свою солдатскую книжку. Отошли ему письмо сегодня же и передай от меня горячий привет!

— Хорошо, Люсик. — Павел положил фотокарточку на стол. — После обеда черкну бате несколько строк. — Неожиданно глаза у него заблестели. — У меня идея: напиши моему отцу короткое письмецо, и я вместе со своим отправлю его.

— А что, твоему отцу будет приятно получить моё приветствие, — улыбнулась Люся. — Я поблагодарю его за совет переехать жить к Заре Фёдоровне, если ты уедешь на фронт.

— Логично! — улыбнулся и Павел. — Моя мама в обиду тебя не даст.

На том и порешили.

— Ты всё утро стирала, наверное, очень устала? — Павел нагнулся к жене и заглянул ей в глаза. В них были теплота и ласка. — Тебе надо отдохнуть. Ты приляг на диван, а я тем временем нарублю дров. Кстати, хозяйка квартиры не приходила?

— Нет. А что? — насторожилась Люся.

— Я принёс деньги за квартиру, так что, когда придёт, отдай ей, пожалуйста. — Павел положил деньги на стол. — А что тебе сказал врач? — вдруг спросил он. — Ты была у него?

— Нет, Паша... — тихо обронила Люся. — Боль в животе прошла, и я успокоилась. Рожать-то мне ещё рано, видно, что-то съела не то...

Павел затопил печь, и Люся приготовила обед: борщ, котлеты и жареную картошку, которую так любил муж.

Когда поели, Павел вышел во двор перекурить. Лицо освежил прохладный ветер, запахло горелой смолой — это рабочие соседнего завода асфальтировали дорогу. Павел отошёл под развесистую липу, куда не попадали солнечные лучи, и закурил. Глотнул дым, и будто легче стало. В глубине души он понимал, что Люся должна показаться врачу в роддоме: мало ли что может быть! В это время жена вышла на крыльцо и, подойдя к нему, спросила:

— Ночевать будешь дома?

— Нет. Вечером мне заступать дежурным по роте, так что скоро пойду готовиться.

Люся шевельнула бровями.

— Я хочу утром сходить к врачу, пусть меня посмотрит, — сказала она. — Я хотела, чтобы и ты со мной пошёл, но у тебя дежурство, так что сама пойду.

— Только будь осторожна, — предупредил её Павел. — Ночью прошёл сильный дождь, скользко, на дороге лужи...

— Не волнуйся, Паша, — прервала его Люся. — Я всё понимаю...

Люся грустная сидела в кабинете врача и ждала, когда её осмотрят. К ней вошла медсестра — полная седая женщина с серыми большими глазами и шрамом на правой брови. Две недели назад, когда Люся приходила сюда, чтобы сделать укол, она спросила, где её зацепило. Варвара Варфоломеевна — так звали женщину — вздохнула:

— Это меня осколок бомбы пометил. В сорок первом, когда началась война, я работала медсестрой в роддоме под Брестом. Фашисты бомбили посёлок, бомба угодила в роддом. Многие погибли, а я отделалась раной...

Сейчас медсестра спросила:

— Как себя чувствуешь, уколы помогли?

Люся улыбнулась полными губами.

— Очень даже помогли, но вчера у меня снова болел живот, меня вырвало, потому и пришла. А где врач?

— Она в соседнем кабинете осматривает больную, сейчас придёт, — пояснила Варвара Варфоломеевна.

Долго и тщательно врач осматривала Люсю. Послушала сердце и сказала:

— У вас, Люся, аритмия. — И твёрдым голосом добавила: — Это опасно. Придётся вас положить тут на неделю, а дальше видно будет.

— Ложиться я не хочу, — запротестовала Люся.

— И зря, голубушка, у вас может случиться выкидыш — вы этого хотите?

— Боже упаси, — едва не вскрикнула Люся.

— Тогда делайте то, что рекомендует врач. Муж ваш где, в военной академии? Я позвоню ему и растолкую, что вам надо сюда принести. — Врач окликнула медсестру. — Отведите больную в пятую палату. Потом я выпишу ей нужные лекарства. А сейчас сделайте ей укол, у неё высокое давление.

На другой день после обеда Люся отдыхала, когда к ней вошла Варвара Варфоломеевна и сообщила:

— К тебе пришёл мужчина.

— Павел? — встрепенулась она, вставая с постели.

— Да нет, Люся, седой такой мужчина, я сказала ему, что тебе надо лежать, но он так умолял меня, что сдалась я... Приезжий какой-то, издалека. Пока врача нет, можешь в коридор выйти к нему. Больно уж просит...

Люся вышла из палаты и увидела... своего отца. Он сидел на стуле и читал газету.

— Ты? — вырвалось у Люси.

Она поправила халат, сбросила со лба чёлку. На душе потеплело, будто туда упала дождевая капля.

Отец поднялся со стула, подошёл к ней.

— Я, Люсенька... — Какое-то время он смотрел на неё в упор, словно видел впервые, потом в его серых глазах заблестели слёзы, и он обнял её, прошептав: — Как же ты далеко уехала, доченька! Я так по тебе скучаю... Узнал, что ты в роддоме, бросил всё и к тебе.

Они сели рядом, и она спросила:

— Как ты тут оказался?

Отец ответил, что неделю тому назад он приехал в этот город по делам своего завода.

— Один приехал?

— Нет, с Аней. Она во дворе... — Он потупил глаза. — Ты на неё сердита, вот я и оставил её там... Она очень тебя уважает, но в палату я её не повёл...

«Значит, он всё понял...» — подумала Люся, и ей от этой мысли стало легче. А отец