— Будто шлепнулась с велосипеда, — заявила Лекс в ванной, где Жени чистила зубы.

— Б'то все так и п'рдлжалось, — отозвалась Жени сквозь пену во рту.

— Продолжалось. Вернулось. Думаешь, так со всеми?

Жени выплюнула пасту, прополоскала рот, выплюнула снова.

— Как?

— Близкие отношения. Вовсе и не меняются. Неважно, как долго мы не виделись и что в это время делали.

— Конечно, — согласилась Жени. Но сама она чувствовала, что не все осталось по-прежнему. Внешность Лекс изменилась. Она еще отяжелела и выглядела как-то грубее: волосы коротко подстрижены, рот, которого принципиально не касалась помада, стал жестче. Ей было девятнадцать лет, а выглядела она на двадцать пять.

На предпоследнем курсе в Холиоке она писала Жени, что по-прежнему живет в основном одиноко. Основным ее развлечением был баскетбол, который она выбрала еще на первом курсе и в котором, несмотря на свой рост в пять фунтов и шесть дюймов, достаточно преуспела. Большинство девушек из колледжа она характеризовала как искательниц женихов или говорила, что они не интереснее горшка холодной манки. Ей удалось найти лишь одного настоящего человека — женщину, тренера по баскетболу, по имени Илона.

Жени в своем колледже тоже держалась особняком, отчасти из-за большой нагрузки, но она понимала, что одиночество ее и Лекс больше уже не настолько схоже, как раньше.

И все же Лекс оставалась ее ближайшей подругой, почти сестрой. Но и Пела она тоже очень ценила и понимала, что отношения к брату и сестре вступают в конфликт. В Ванвуде большую часть времени она проводила с Лекс, и почувствовала почти что успокоение из-за того, что Роза Борден совершенно монополизировала внука.

Роза Борден выглядела значительно моложе, чем три Рождества назад. Как и у Лекс, ее лицо претерпело изменения, но в отличие от девушки оно стало мягче.

В своем новом энтузиазме она нашла даже время, чтобы поговорить с Жени.

— Тебе нравится? — спросила она, когда в Сочельник они встретились за обедом. — Я сделала подтяжку — просто замечательно.

— Ваше лицо выглядит великолепно.

— Роза для тебя. Для всех. Я — роза во втором цветении. Это самое лучшее, что я для себя сделала. Нашла самого потрясающего в мире хирурга, Эли Брандта, — Жени не стала делать вид, что ей знакомо это имя. — О нем писал «Тайм». Поместил большой материал, — продолжала пузыриться Роза. — Его называют «восходящей звездой». Или, может быть, там было сказано «кометой». Он просто необыкновенный. Произвел целую революцию в операции подтяжки. Трудно даже поверить! И такой красавец! Знаешь, дорогая, каждая женщина должна претерпеть муку в руках такого человека.

Жени улыбнулась. В это время подошел Филлип, чтобы усадить тещу по правую от себя руку. Но после обеда Жени спросила ее:

— А что такого нового ввел этот хирург, чтобы так революционизировать процесс подтяжки?

— Тебе, дорогая, в самом деле нужно прочитать «Тайм». Будешь больше знать. Хочешь подписку?

— Спасибо, миссис… Роза. Мне столько приходится читать к занятиям, что вряд ли хватит времени, чтобы заглядывать в «Тайм».

— Все это очень замысловато, — сурово произнесла женщина. — Сложно. Не жди, что я расскажу тебе обо всех деталях. Основное, что придумал Эли, — заменять старую кожу на молодую.

— Пересадка кожи?

— Можешь называть это так. Профессиональный жаргон мне никогда не удавалось понять, но ты уж смотри сама. Кто-то назвал меня «лучистой», а энергия, которую я обрела…

— Бабушка обручена, — голос Лекс громко плыл с дивана по другую сторону стола, накрытого кофе. — Она нашла себе нового мужчину, и свадьба намечена на июнь.

— Примите мои поздравления, — проговорила Жени, несмотря на явные нотки неодобрения, прозвучавшие в замечании Лекс.

— Да, дорогая. Он — утонченный человек — в общении, так это ведь называется. Мы проведем медовый месяц в Полинезии, правда ведь оригинально? А теперь, — продолжала она, не дожидаясь ответа, — мне надо разыскать моего драгоценного внука. Мой суженый должен праздновать со своей семьей, и мне требуется симпатичный молодой человек, чтобы я сумела позабыть о своем одиночестве.

Жени не пыталась встретиться взглядом с Пелом, когда Роза Борден подошла к нему, а он все так же упорно смотрел поверх ее головы. Каждый из них старался вести себя в семье естественно. Они были влюблены, но не настолько романтически. И все праздники Пел старался не выказывать Жени явных знаков внимания.

Но чувствительные антенны Мег засекли некоторые тонкости, не замеченные другими. Она хорошо знала сына. Как-то после обеда, встретив Жени в игровой комнате, она спросила:

— Если ты выйдешь замуж, то сохранишь свою фамилию или хочешь взять фамилию Вандергриффов? — женщина прикусила губу, смущенная, что ненароком высказала свою мысль вслух.

— Вы мне больше всего нравитесь вот такой проницательной, — ответила Жени, обнимая ее.

Мег была уже кем-то вроде матери для Жени. Она звонила в ей в Редклифф по первым воскресеньям каждого месяца узнать, как у нее идут дела. В этих разговорах Жени никогда не упоминала Пела, а если Мег заговаривала о сыне, она не поддерживала темы.

Но в Ванвуде Мег почувствовала, что происходит. А если почувствовала она, то безусловно это удалось и Лекс, думала Жени. Но ни одна из подруг не коснулась этой темы. Однако подчас Жени ощущала напряжение, будто туго натянутую проволоку между собой и Лекс.

С Пелом наедине она оставалась всего лишь несколько раз: на прогулке в окрестностях Ванвуда, катаясь в машине по соседним местечкам — Локуст Валли, Матинекок или Милл Нек — мимо замерзших озер с катающимися на коньках, по проселкам, бегущим вдоль каменных стен и железных заборов, за которыми прятались поместья.

В машине Пел обнимал ее рукой, на прогулках они держались за руки и легко болтали обо всем, что приходило на ум, но никогда не касались гражданства Жени. И Пел никогда не упоминал о своем визите к Бернарду Мерритту. Они целовались, где только могли, теми же продолжительными доверчивыми поцелуями, как тогда, в бостонском такси, но юноша ни разу не повторил своего предложения.

Когда они возвращались домой, Лекс смотрела на них с упреком, но не произносила ни слова, молча переживая свое одиночество.

На последней оживленной прогулке в морозный день Пел, не говоря ни слова, сжал руку Жени. Тихо падал снег, заставляя молодых людей держать глаза опущенными. У домика прислуги он обнял ее. Снежинки заставили Жени моргнуть, когда она подняла на него взгляд.

— Я ведь тебе нравлюсь, Жени, — Пел сказал это таким тоном, будто делал предложение.

— Очень.

— Ты получаешь диплом через полтора года.

— Да.

— И тогда…

Жени прикрыла его губы затянутым в перчатку пальцем.