В день прыжков, находясь на берегу Ташкентского моря, я с интересом и волнением наблюдал в бинокль, как Колесник первым выпрыгнул из АН-2, надул спасательный авиационный жилет, расстегнул грудную перемычку подвесной системы парашюта и ножные обхваты, чуть-чуть подрулил стропами, чтобы оказаться ближе к спасательной лодке, и, коснувшись ногами воды, освободился от парашюта. «Молодец, Колесник! — подумал я, наблюдая за ним в бинокль. — Как в учебном фильме». Вслед за командиром «посыпалась» на Ташморе вся бригада, только водные брызги летели из-под ног парашютистов. Приятно было смотреть на их четкие и слаженные действия, а также на действия дежурных сил и средств обеспечения на площадке приводнения. Создавалось впечатление, что 15 обрСпН только тем и занималась, что прыгала на воду.

Перед тем, как прыжки на воду должны были закончиться, задача тех, кто выполнял различные обязанности на площадке приводнения, заключалась в том, чтобы вовремя смениться с дежурства и успеть на аэродром, чтобы прыгнуть на воду из одного из последних кораблей. Так мы все, дежурившие на площадке, и сделали, получив определенную порцию удовольствия от прыжка на воду.

В начале июля 1977 года у меня появилась еще одна возможность глубже узнать своего командира, убедиться в неординарности этого человека и, возможно, сделать для себя лично весьма важные выводы на будущее. 7 июля должна была состояться свадьба моего училищного друга Жени Климовича. Сам он в то время служил в войсковой разведке под Ленинградом, невесту встретил в Алма-Ате, а свадьбу играли в городе Панфилов, где жили родственники невесты. Родители Жени из Белоруссии в такую даль на свадьбу приехать не смогли. Поэтому я решил доставить моему другу истинную радость своим присутствием на этом торжестве. Однако сделать это молодому офицеру, проходившему службу в Чирчике, было совсем непросто, так как Панфилов находится на границе Казахстана с Китаем. В этой связи сначала нужно было самолетом долететь из Ташкента до Алма-Аты, а оттуда еще девять часов ехать на автобусе.

Элементарный расчет времени показывал, что, если улететь из Ташкента вечером в пятницу, то в понедельник утром можно быть в Чирчике. Для того, чтобы не случилось никаких случайностей, пришлось несколько раз подряд сходить в наряды и провести ряд других «обеспечивающих мероприятий». Однако, как потом выяснилось, всех неожиданностей предусмотреть не удалось. Я еще был в части, когда меня вызвал замкомбрига по тылу полковник Н. Д. Мельников и сообщил, что моя группа в качестве дежурного подразделения направляется на товарную железнодорожную станцию для разгрузки вагона с цементом, который необходим бригаде для строительства автопарка. Видимо, тот факт, что вместо меня на разгрузку цемента поехал лейтенант Коля Загайнов, которого я попросил подменить меня на этом «суперважном» мероприятии, не осталось незамеченным, и мои поиски начались еще в пятницу.

Николай Загайнов был единственным, кому я сказал, куда и зачем уезжаю, но, следуя нашим договоренностям, никому ничего не сказал. Отсутствие офицера в течение двух дней не на шутку встревожило всех, и в первую очередь командира бригады. Когда же я благополучно вернулся ночью с воскресенья на понедельник и узнал, что меня с пятницы ищут, то понял, что жестокой и вполне заслуженной кары мне не избежать. «Да, — подумал я, — жаль, что не удалось провести мероприятие конспиративно. Но ничего не поделаешь. За все в этой жизни надо платить». Самое строгое наказание, которое могло меня ждать, — это задержка в присвоении звания старшего лейтенанта, срок которого у меня выходил ровно через две недели.

Ранним утром в понедельник, когда я пересек проходную бригады, дежурный по КПП сообщил, что полковник Колесник приказал мне прибыть к нему в кабинет сразу же, как только я появлюсь в части. Почистив сапоги, руководствуясь принципом «Умом ты можешь не блистать, а сапогом блистать обязан», я обречено поплелся в штаб, совершенно не представляя, что же сказать командиру бригады в свое оправдание. Однако так ничего и не придумал, так как оправданий подобного поступка офицера нет в природе.

Дверь в кабинет Колесника была, как обычно, открыта. Я вошел и по всей форме доложил, что по его приказанию прибыл. По глазам Василия Васильевича можно было понять, что мое отсутствие в течение столь длительного времени ему стоило серьезного нервного напряжения. Это можно было понять также и по тому, как смягчился его взгляд, когда он увидел меня в добром здравии. Уже в кабинете комбрига, глядя ему прямо в глаза, я решил рассказать ему всю правду. Колесник внимательно выслушал мой незамысловатый рассказ, изредка задавая уточняющие вопросы. «Что ж ты, не мог обратиться ко мне? — поинтересовался Василий Васильевич. — Я бы тебя отпустил». В ответ командиру я заявил, что если быть до конца честными друг перед другом, то надо признаться, что никто не отпустил бы меня так далеко, поэтому я готов принять любое наказание. Уж не знаю, что думал в тот момент Колесник, но вслух он сказал: «Хорошо, что ты честно все рассказал, не пытался выкручиваться, как порой это делают другие. Для этого надо обладать определенным мужеством. Если бы ты начал врать, то я бы тебя сурово наказал. А так, — он ненадолго задумался, а затем твердо сказал, — иди, исправляйся».

Никто из моих сослуживцев не поверил, что комбриг не объявил мне никакого взыскания. Это казалось странным, прежде всего потому, что Колесник, когда меня искали, обещал мне всяческие кары, когда я отыщусь. Больше всех удивлялся этому мой командир роты Юра Цыганов, который уже был готов к тому, что из-за «навешенного» на его офицера взыскания рота в соцсоревновании с ротой нашего постоянного конкурента Игоря Стодеревского не займет призового места.

После беседы с Василием Васильевичем я много думал о том, почему он не наказал меня, ведь я сам прекрасно понимал, что меня надо примерно «выпороть» как за этот проступок, так и в назидание другим, чтобы, как говорится, неповадно было. Однако, перебрав в памяти все, что касалось личности командира бригады и его характера, в конце концов, понял, что он по достоинству оценил мое честное признание, нежелание юлить и готовность без сожаления принять заслуженное наказание. Подобное поведение Колесника, видимо, стало возможным потому, что такое качество как честность присуще ему самому, а следовательно, оно было близко и понятно ему в поведении других людей, поэтому он ценил такие проявления, особенно в своих подчиненных. Завершающим результатом всего произошедшего стало то, что звание старшего лейтенанта мне не задержали, и я получил его вместе со своими однокашниками.

Побочным, но весьма важным для бригады результатом ее разделения на два самостоятельных соединения было то, что в ходе этой работы в Чирчике побывало большое количество разного рода начальников из Главного разведывательного управления Генерального штаба ВС СССР. Многие из них раньше здесь никогда не бывали и впервые увидели, в каких условиях существовала одна из лучших советских бригад спецназ. Если казармы, в свое время перестроенные из конюшен, а также складские помещения находились в достаточно приличном состоянии, хотя и они требовали капитального ремонта, то автопарк части не выдерживал никакой критики. Дорогостоящая техника в основном хранилась под открытым небом, а саманные стены нескольких боксов можно было расковырять даже пальцем.