Оля выронила крышку, сделала глубокий вдох и надолго ушла под воду, лишив погоню видимой цели.

А когда вынырнула — увидела подоспевшую кавалерию.

Отчаянно грохоча и взбивая морскую воду в пышную пену, прямо к ней мчалась небольшая флотилия из двух прогулочных катамаранов.

— Скованные одной цепью! Связанные одной целью! — бешено крутя педали, дурными голосами орали знаменитую песню группы «Наутилус Помпилиус» Люсинда Пинчикова и Макс Бобров.

— Надо же — спелись! — хрюкнул Олин внутренний голос.

И неудержимый приступ истерического смеха едва ее не утопил.

— Господи святый! — ахнул важный швейцар Григорий Митрофанович, с трудом остановив на полпути руку, рефлекторно взметнувшуюся для крестного знамения.

Особа, решительно ворвавшаяся в приличный отель, походила на героиню сказки «Принцесса на горошине», какой Ганс Христиан Андерсен живописал ее в первых строках своего бессмертного произведения — это если ей польстить. А если сказать прямо и честно, то отсыревшая босоногая оборванка выглядела как натуральная мокрая курица.

— Добрый вечер, — влажно прошлепав мимо потрясенного швейцара, невозмутимо поздоровалась мокрая, но вежливая курица.

— А…

— Это мы, — предупредила вопрос вторая гражданочка — мокрая только по пояс снизу.

Вслед за ней вошел мужчина — тоже до половины подмоченный.

— Это с нами, — обернувшись, сказала полумокрая курица.

— Кто бы сомневался, — пробормотал Григорий Митрофанович.

За сорок лет работы в гостиничном бизнесе он повидал много разных богатых чудиков, но даже самые некультурные из них не делали луж в подъезде, холле и лифтах.

— Все в порядке, девушки из пентхауса, а молодой человек из одноместного стандарта на шестом этаже, — взяв себя в руки, нарочито спокойно объяснил величественный швейцар подскочившей на месте дежурной администраторше.

— Офигеть, — коротко выдохнула она.

— Выбирайте выражения, Верочка, не годится так говорить о наших дорогих гостях, — лицемерно посетовал Григорий Митрофанович.

Мокрые дорогие гости разделились по половому признаку у лифтов: курицы вызвали себе приватный, петух поехал на общем, предупредив своих спутниц:

— Я подойду через минуту, только брюки сменю.

— Ты вообще как? — в десятый раз спросила подружку Люсинда, оставшись с ней вдвоем в кабине лифта.

— Как никогда, — неясно, но честно ответила Оля.

— Тебе нужно принять ванну, — посоветовала Люсинда.

Оля посмотрела на нее с иронией. Обе захохотали.

Если бы в этот момент их услышал и увидел Григорий Митрофанович, даже его профессиональной выдержки не хватило бы, чтобы удержаться от вызова спецбригады «Скорой помощи» из городской психушки.

— Я имею в виду, просто погреться, расслабиться и все такое, — отсмеявшись, объяснила Люсинда.

— Не время расслабляться, Громов уже привез выкуп, — возразила Оля таким тоном, каким могла бы сказать «Не время медлить, Родина в опасности». — Хотя я решительно не понимаю, каким образом он добрался так быстро. На машине до Сочи минимум семь часов, на поезде шесть, а самолет будет только утром…

— Прилетел к нам волшебник в голубом вертолете! — многозначительно напела Люсинда, открывая дверь. — Ты недооцениваешь возможности родного олигарха.

Они разбежались, чтобы скоренько привести себя в порядок, и через несколько минут встретились в гостиной. Обе были в нехитром наряде, который лучше всего подходил в качестве сменки для костюма мокрой курицы — в толстых махровых халатах, а Оля еще и с тюрбаном из полотенца на голове.

— Принцесса Гита! — пошутила Люсинда.

— Вот, кстати! — Оля щелкнула пальцами. — По поводу Риты-Гиты, горничной, которая картавила: ты не думаешь, что в бельевой каморке при бассейне рызговаривала именно она?

— Женщина, которая повторяла: «Я не бегу, я никогда не бегала»? — Люсинда прищурилась и тоже щелкнула пальцами.

— Выглядит так, будто вы готовитесь сплясать хабанеру! — хихикнул вошедший без стука Бобров.

Люсинда подчеркнуто внимательно осмотрела его ниже пояса.

С учетом высокой скорости переодевания можно было ожидать, что Макс тоже появится в облегченном домашнем одеянии, но вместо саронга из полотенца на нем были вполне приличные джинсы.

— Людмила, вы меня смущаете, — насмешник принял позу футбольного полузащитника.

— Он совершенно невыносим, — пожаловалась покрасневшая Люсинда подружке.

— Надеюсь, вперед ногами меня вынесут не скоро, — согласился Бобров, без приглашения занимая место на диване.

— В отличие от горничной Гиты, — напомнила Оля, возвращаясь к теме прерванного разговора. — Люд, я вот думаю — не убили ли ее те же самые бандиты, которые похитили меня? Ведь однажды они уже ошиблись, напав на девушку-администратора в бассейне, куда пытались выманить меня голосом Димки.

— То есть, вы уже имели дело с похитителями раньше? — посерьезнел Бобров.

— Видимо, да.

Оля вкратце рассказала о двух провалившихся попытках «поймать» ее на детский голос.

— Ох, шеф меня убьет! — сокрушенно пробормотал Бобров.

— Оказывается, Макс работает на Громова, — объяснила Люсинда. — Я только не поняла, в каком качестве — охранником, да?

— Э-э-э… — подозрительно замялся Бобров.

— Громов! — спохватилась Оля, помешав продолжению расспросов. — Он ведь наверняка пойдет на встречу с вымогателями, даже если услышал мое предупреждение. Андрюша не станет рисковать и не успокоится, пока не получит меня живой и невредимой.

— Да, шеф такой, — охотно подтвердил Бобров.

— Но будет очень обидно, если вымогатели получат миллион долларов вообще ни за что! — закончила Оля свою мысль. — Вы не думаете, что мне нужно успеть встретиться с Андрюшей до того, как он расплатится с похитителями?

— Мы не только так думаем, мы еще и так делаем! — солнечно улыбнулся Бобров и приставил ладонь к уху. — Чу! Что за шум? Это ваша лягушонка в коробчонке едет!

Устало выдохнул подъехавший лифт, стукнула о стену широко распахнутая дверь.

— Ольга! — в номер ворвался Громов, похожий не на лягушонку, а на грозный смерч.

За ним нервно вился хвост наэлектризованных сопровождающих: пара штатных телохранителей в темных футболках и джинсах, гостиничный охранник в душном костюме и заспанный старший администратор в криво застегнутой рубашке.

— Я Ольга! — браво козырнула боевая подруга олигарха.

— Цела? Невредима? — любящий муж сгреб ее в охапку и яростно чмокнул в макушку. — Ну, слава богу! Вечно во что-нибудь вляпаешься, пороть тебя некому!