– Ты его не знаешь, – сказал Финли, и он был прав. Но я была права, когда сказала, что все в нем сложнее. Несколько робких шагов к разрушенной стене, и она уже восстанавливается. Я задумалась, что бы еще сказать, не желая оставлять это сейчас, когда мы начали и когда впереди еще так много пути.

– Я много думаю о Финли, – согласилась я, поскольку он кажется более безопасной темой, – но у меня такое чувство, что ему все равно, что люди думают так или иначе.

Это сработало. Уэслин кивнул, возвращаясь к разговору.

– Он всегда знал, как игнорировать голоса вокруг него. Возможно, это ошибка. Или талант. – Его дыхание вырывается с удивленным звуком, когда его пальцы играют с палочками, предназначенными для разведения огня. – Это немного сводит Вайолет с ума, но я думаю, что мой отец жалеет его. Подготовка к жизни на дипломатических должностях, участие в церемониях, возможно, женитьба ради политической выгоды.

Я кусаю внутреннюю сторону своей щеки.

– Моя сестра была рождена, чтобы править. Это совершенно не волнует Фина, – он говорит это с оттенком юмора, который, я думаю, намекает на его собственные чувства по этому поводу. Затем он роняет палочки. Возможно, сожалея о его открытости или вспоминая о будущем своего брата, теперь все выглядит по-другому.

Легкий смех Финли звенит у меня в ушах. То, как его отвлекающий, всегда движущийся и ищущий взгляд сверкает, как топаз на солнце. В те времена, когда он прятался с лошадьми или следил за садовниками, конюхами и псарнями, работающими на территории, решив быть вне дома и вне поля зрения суда.

– Он сказал мне, что хочет поступить в университет.

Подбородок Уэслина вздергивается вверх, как будто он удивлен, что его брат доверил мне этот клочок информации.

– Он поступит.

И что-то в том, как он это говорит, в том, как он каждый вечер сидит за книгами, заставляет меня спросить:

– А ты?

Он опускает глаза и смотрит вдаль, туда, где дрожащие листья ловят солнечный свет.

– Я поступил.

Похоже, мы вернулись на личную территорию, такую, которая закрывает его. Но поскольку он только что расспрашивал меня, я чувствую, что это справедливо.

– Вот почему ты так много читаешь.

Он пожимает плечами и отворачивается. Совсем немного, но все же я улавливаю это, и теперь я единственная, кто осталась удивленной. Он редко ведет себя неловко в моем присутствии.

– Почему ты этого не сделал?

Уэслин не отвечает сразу, просто продолжает смотреть вдаль. Уверенная, что я снова все испортила, я жду несколько мгновений, прежде чем искать объект его пристального внимания.

– В свете растущей напряженности с Эрадайном мой отец провел последние три года, укрепляя нашу армию, – его голос стал тише и мягче. – Активизация усилий по набору персонала, увеличение налоговых и казначейских средств, выделяемых на вооружение, поставки продовольствия, обучение. Ты знаешь, что три королевства Алемары никогда не воевали внутри страны с момента их основания. Но для меня война теперь кажется неизбежной.

К сожалению, я склонна согласиться. Это похоже на цветок, распускающийся наоборот, то, как миры складываются сами по себе. Лепестки загибаются внутрь и вниз.

– Один из нас должен был служить, – продолжает он, – и это не Вайолет. Не наследница короны.

Я ничего не говорю, когда наши взгляды снова встречаются, но я не пытаюсь скрыть свое удивление.

Его рот кривится в полуулыбке.

– Я дал своему отцу множество причин, по которым я должен сопровождать вас. Представил случай, который он не смог бы проигнорировать, и я подумал, что в любом случае это может быть полезно – в замке можно многому научиться. Но я бы все равно пошел, – улыбка исчезает. – Я бы сделал все для Фина.

Я смотрю на него еще долго после того, как он снова отворачивается.

По тому, как Финли восхищается им, и по тем временам, когда я наблюдала, как Уэслин смягчается по отношению к своему брату, я полагаю, что они были близки. Однако я никогда этого не понимала. Они слишком разные: светлый и темный, эффектный и торжественный, игривый и сдержанный. Фин – блуждающая душа, вращающаяся стрелка компаса, в то время как Уэслин – неподвижная и непреклонная точка, ориентированная на север. Но фрагменты, которые сейчас передо мной, намекают на другую картину, которая не соответствует высокомерному, титулованному человеку, которым я всегда его считала.

– Зачем ты мне все это рассказываешь?

Он слегка хмурит брови.

– Я не знаю. – И вот оно снова: это странное изгибание рта, почти как искренняя улыбка. Снова.

– Ты не ответила на мой вопрос.

Я моргаю пару раз, прежде чем проследить за крошечной дырой в моих штанах. Черная краска выцветает, ткань истончается на коленях и бедрах. Какая-то нелепая часть меня чувствует, что я должна ему больше, чем просто ответить в свете его честности. Как утверждение, что я тоже сделаю все для своего брата. Как признание в том, что однажды я оставила его умирать вместо себя. Я тоже не могу заставить себя признаться.

– Это не больно, – наконец бормочу я. – Нет.

К тому времени, как небо темнеет, Элос возвращается с травами, двумя свежепойманными кроликами и еще одной связкой палок. Он слегка улыбается, когда подходит ко мне, но за этим жестом скрывается тень. Он устал.

– Кошачий язык, – говорит он в качестве объяснения, размахивая стеблями маленьких округлых розовых листьев в своей руке, – он не растет к востоку от реки. Нужно разжевать небольшое количество в кашицу и нанести ее на рану. Это поможет справиться с болью.

Я беру предложенные травы и благодарю его, когда он уходит и бросает кроликов рядом с Уэслином, который снова читает черную книгу. Принц слегка вздрагивает, когда тела падают на землю рядом с ним.

– Позволь мне сделать это, – говорю я, поднимаясь на ноги, когда мой брат начинает разжигать огонь. Он качает головой.

– Давай. Ты гулял и охотился, пока мы сидели и ничего не делали. Я хочу это сделать.

– Все в порядке, – настаивает он, немного слишком резко, хотя и пытается вести себя, как обычно.

– Элос…

– Сделай мазь для себя, Рора.

Расстроенная, я опускаюсь напротив него и кладу пару листьев в рот, вероятно, жуя с большей силой, чем необходимо. Элос хватает несколько кусочков трута и вытаскивает из своего рюкзака совок, кремень и нож. Я неустанно отслеживаю его усталые движения, останавливаясь только для того, чтобы прижать мягкие листья к срезу.

Меня так и подмывает спросить, думал ли он тоже о Финли. Во время долгих, тихих походов я часто размышляла о нашем разговоре в Старом Лесу, о его признании в драке, но не более того. Мой разум прокручивал недавние воспоминания в поисках подсказок: продолжительный взгляд между ними здесь, прикосновение к плечу там, произнесенные шепотом слова и смех, который появляется только тогда, когда другой рядом. Вина Финли, тихая печаль Элоса. Мой ответ – нет.