class="p1">Сами они дураки! Они дураки, а он — умница. Я сразу, как мы познакомились, поняла, какой он способный: и читал, и писал, и расписывался красиво. Правда, со мной не расписался. Он сказал, расписка любви не заменяет. И правильно! Что, нет, что ли? А меня он всегда любил. И все делал, что я ни попрошу. Я ему говорю:

— Леша! Иди учиться!

Ну, он и пошел. Только, конечно, условие поставил, что тогда с работы уйдет. Ну и правильно! Его зато в вечерней школе всем в пример ставили, как он хорошо работу с учебой совмещает. А после школы он дальше пошел, в институт. Потому что его к знаниям уже сильно тянуло, а работать он уже не хотел. И правильно! Что он, двужильный, что ли? И потом, я же сверхурочно взяла, неужели же нам не хватало? Всегда нам хватало, особенно на него.

А после института пришел и диплом показывает.

Я говорю:

— Леша! А я тебе за это костюм купила.

Он надел, ему так хорошо! Прямо жених!

Он говорит:

— Знаешь, по-моему, все-таки пора уже иметь нормальную семью.

Я говорю:

— Лешенька! Я этих слов давно жду!

Он говорит:

— Ну и отлично, завтра я тебя с ней и познакомлю. Я, конечно, ужасно обрадовалась. Потому что она такая начитанная, на рояле играет. А на свадьбе-то он меня сразу не узнал, потому что я на каблуках была. А потом узнал, говорит:

— Знаешь, тебе бы тоже пора. В жизни надо вовремя определяться!

После этих слов у меня на него прямо глаза открылись: до чего же он все правильно понимает! И правда, думаю, пора!

И тут мне как раз очень Жора помог. Прямо очень. Потому что он, наоборот, мне сказал, что любовь без расписки — это не любовь. И тут же расписался. И не только расписался, но и прописался. И правильно. Мне как раз только квартиру дали. Вот он меня так сильно и полюбил. Полюбил и прописался, чтоб найти в моей квартире свое счастье, а его самого чтоб не нашли. Потому что его-то уже искали — за то, что он алименты не платит жене — ну, которая была до меня. Той, что была до нее, он платил, потому что на той он женился по любви, а на этой — потому, что уже ничего нельзя было сделать.

А все должно быть только по любви. И мы с Жорой все полюбовно решали и расстались полюбовно. В смысле, что квартиру я ему всю оставила. А как же? К нему ведь как раз родственники приехали, чтоб его убить. Потому что это не его родственники были, а той жены, которой он не платил. А где же им всем жить? Они ведь Жоре и детей его в подарок привезли, про которых он еще не знал.

А я к маме переехала. У нее на двоих — в самый раз. Девять сорок и туалет рядом. Выйдешь через двор — и две остановки трамваем.

Вот в трамвае я с Николаем и познакомилась. Сидели рядом. Вернее, это я сидела. Он-то лежал. А тут контроль.

— Это, — говорят, — ваш?

Я говорю:

— А что?

— Если, — говорят, — ваш, пусть очухается и билет покажет!

— А если, — говорю, — не мой?

Они говорят:

— Тогда мы его заберем, потому что остальные тоже отказываются.

Я говорю:

— Так и будете везде забирать, что плохо лежит?

Ну, тут шум, крик, женщины заругались — те, которые еще не замужем, с теми, которые уже…

Я Николая на себе с поля боя вынесла, из общежития выписала и к маме прописала. И стала его ждать. Потому что его все-таки забрали. Потому что он уже давно на доске висел: «Они мешают нам жить». Вот его на время и увезли подальше, чтоб не мешал.

Он туда уехал, а зато Леша приехал. Вернее, пришел. Даже прибежал. Потому что которая на рояле его выгнала. Потому что он на Бетховена сказал, что это Бах. И она его выгнала, и он ко мне прибежал, сказать, что все это из-за меня.

Я говорю:

— Лешенька, не волнуйся.

И к ней побежала. И ей объяснила, что все из-за меня, потому что мне, конечно, надо было его музыке учить, а я не учила, и вообще на него не так влияла. Ну, они и помирились. В смысле, между собой. А со мной-то оба поссорились. Не мешай людям жить, говорят. Ну, и правильно….

И пошла к маме, чтоб никому не мешать. А у мамы как раз Николай сидит. Он оттуда, где был, вернулся, а там из него сделали другого человека. С сомнительными дружками он больше не водится, а только с такими, у кого уже никаких сомнений.

И он мне говорит:

— Пора уж тебе как-то определяться. Жизнь, — говорит, — надо прожить, чтоб не было мучительно больно!

Как он это сказал, я прямо обалдела. Я же сама всегда так думала, только сказать не могла! А вот Коля сказал! Ну, прямо хоть в какую книжку вставляй!

Я ему хотела сказать, как я ему благодарна, но не успела — он от меня ушел далеко вперед, к этой, ну с которой ему не будет мучительно больно.

А на его месте теперь у моей мамы дети живут — но не его, а Жорины. Которые отовсюду понаехали, чтоб Жора им помог в жизни. А как он им поможет, когда он тут больше не живет? Он отсюда переехал, где климат лучше и детей меньше: там у них от этого какой-то корень растет.

А перед отъездом меня встретил, говорит:

— Давай, определяйся как-то, а то ни с чем останешься!

Господи, думаю, до чего же я везучая, что рядом со мной всегда умные люди были! Вот и сейчас. У Жориных детей-то уже внуки пошли. Один только говорить начал. Я его купаю, а он мне:

— Пора тебе, бабаня, найти свое место в жизни! Время-то идет! Teбe, думаешь, долго осталось?

Господи, думаю. Какой мальчик смышленый! И впрямь ведь недолго. Самой бы не сообразить! А он — сразу. Смышленый мальчик!

1980

Что не случилось с Ненашевым

Утром Ненашев не проснулся в хорошем настроении. Он не проделал энергичной гимнастики, после чего не приступил к водным процедурам. Не оценив по достоинству завтрака, Ненашев на прощанье не поцеловал жену. На улице он не улыбнулся лучам весеннего солнца. В метро охотно не уступил места пожилой женщине.