— Не ручаюсь за художественную ценность, — усмехнулся он. — Но — довольно точно. Что скажешь, Коля?

Николай Акатль внимательно всмотрелся в рисунок.

— Нет, это не пупереча, — спустя некоторое время покачал головой он. — Вот эти круги — похожи на те, что бывают у теночков, а вот эти линии — у отоми. А это вообще… Да. Каита. Скорее всего — каита. А какой был рисунок? Толстые линии, тонкие? Какого цвета?

— Да, скорее толстые, — пожал плечами Олег Иваныч. — Словно бы ребенок рисовал. А цвет — красно-коричневый. Ну, охра. Впрочем, не уверен, темно было… Чего ж они убежали-то так быстро? Убоялись охраны? Нет, охрана гораздо позже прибежала.

— Что, Олег Иваныч? — переспросил Гриша.

— Да так… — задумчиво произнес адмирал-воевода.

— Каита не делают толстых линий, — глухо заметил индеец. — У них они тонкие, словно иглой рисованы. Хотя маски ворона они носят… Охра.

— Чего ж они так сорвались-то? — словно не слыша его, Олег Иваныч потеребил бороду. — С чего? И как раз в тот момент месяц из-за тучи выполз. Да, именно так. Светло стало. Тогда я раскраску и разглядел… Что ты сказал, Коля?

— Охра, — снова повторил индеец. — Со мной в хоре один белый поет. В Михайловской церкви. Онисим, торговец с рынка. Кистями торгует, красками. Хвастал, охру у него недавно брали. Много. Двое белых — один коренастый, с бородой, второй молодой, кудрявый. Сказали — художники-богомазы. Храм в Масатлане расписывать.

— Ну, ну? — заинтересовался Олег Иваныч.

— У меня друг в Масатлане. Вчера виделись. — Николай переступил с ноги на ногу. — Не строят в Масатлане никакого храма. И старый не расписывают.

В гостевой зале Кривдяевой корчмы дымно горели светильники. Дрожащий зеленоватый свет их выхватывал из полутьмы опустевшие, ввиду позднего времени, лавки, длинный, усыпанный объедками стол с жирными мухами, жужжащими над кислыми лужами пролитого октли. Во внутреннем дворике переговаривались слуги. Сам хозяин, поглаживая чернявую бороду, сидел в своем углу и деловито подсчитывал выручку, время от времени бросая внимательный взгляд на суетящихся служек.

Неожиданно послышался громкий стук в дверь, закрытую на тяжелый засов. Похоже, стучали ногами. Ночная стража? Крикнув слугам, чтоб взяли копья, Кривдяй велел открыть дверь. Откатился в сторону засов. Чуть скрипнули петли. С улицы ворвался ветер. В дрожащем пламени светильников в корчму вошли двое — оба давние знакомцы хозяина — Матоня и Олелька Гнус. Последний нес что-то увесистое в большой торбе.

— Здрав будь, Кривдяюшко, — кивнул Матоня.

— И вам так же. Чего на ночь глядя? — Кривдяй подозрительно осмотрел вошедших своими маленькими все подмечающими глазками. Незаметно оглянулся на слуг. То же сделал и Матоня. Шепнул:

— Отошли ребят, поговорить надо.

Кривдяй шикнул на служек — те убрались во внутренний двор — и заинтересованно воззрился на торбу.

Матоня удовлетворенно кивнул и махнул рукой Олельке. Не говоря ни слова, тот опустил на пол торбу… и, быстро вытащив оттуда снаряженный к выстрелу арбалет, направил его прямо в сердце хозяина корчмы!

— Что, что такое? — испуганно дернулся было Кривдяй.

— Спокойно, паря! — осклабился Матоня. — Я ж сказал — разговор есть.

— Что еще за разговор такой? — зло прошептал корчмарь. — С самострелом-то. Да убери ты эту штуку, не ровен час, само выстрелит.

— Убери, Олелька, — разрешил Матоня. — Но наготове держи. Так вот, Кривдяюшко, — нехорошо усмехнулся он. — Говоришь, купчишки масатланские вчера припозднились?

— Ну? — непонимающе кивнул Кривдяй. — Вы что, их не встретили в роще? Так то ваша вина — наводка-то верная!

— Верная?! — Матоня гневно выпятил верхнюю губу, показав редкие желтые зубы. — Еле упаслись, хорошо темно было.

Кривдяй удивленно посмотрел на него:

— Что, купчишки сопротивляться начали? Так убили б. Воинов-то с ними не было.

— Купчишки?! — не выдержав, сорвался на визг до того молчавший Олелька. — Дай я его застрелю, дядька Матоня! Купчишки…

— Не встретили мы там купцов, Кривдяй. — Матоня уставился на побледневшего корчмаря тяжелым взглядом. — На самого воеводу нарвались, со стражниками. А все ты!

— Я? — возмущенно всплеснул руками тот. — Я? Вы промахнулись — не на того напали — а я виноват? Так, по-вашему, выходит? Да я вас…

— Не шуми, Кривдяюшко. — Матоня приложил палец к губам. — А то ведь и мы где надо шумнуть можем. Про твоих гостей — купцов индейских. Про толстяка и на ворону похожего. Видим, как ты их улестиваешь. Да и купцы они какие-то не такие — давно весь товар продали, а все сидят тут, выжидают чего-то, вынюхивают.

Корчмарь сверкнул глазами. Злобно, словно загнанный волк.

— Что хотите? — просипел он.

— Долю, — ухмыльнулся Матоня. — Повысить бы надо, Кривдяюшко. А то мы работаем, а ты…

— Так давно б переговорили, — пожал плечами Кривдяй. — Может, и договорились бы. А то пришли тут с самострелом… В общем, посидите пока. Вот вам октли. — Он поставил на стол запотевший кувшин. — Пейте, я сейчас.

Олелька дернулся было с самострелом, но притих под взглядом напарника. Спросил только, глядя в спину хозяину:

— Не сдаст он нас?

— Не сдаст. — Матоня покачал головой. — Нужны мы ему… как и он — нам.

Кривдяй вернулся довольно скоро. Куда и злоба со страхом делись? Улыбался, аж лучился добродушием.

— Ну, вот, — потер руки корчмарь. — Считайте, договорились. Кроме работы разбойной — тут уж я вам, так и быть, увеличу долю — будете еще кое-что делать. Вызнать надобно все о крепости, да о страже, да много чего. За то вот вам задаток!

Кривдяй швырнул на стол блестящую бляшку с изображением солнца.

— Золото, дядька Матоня! Ей-богу, золото! — От радости Олелька Гнус уронил самострел на пол.

На шум из приоткрытой двери во внутренние покои высунулась голова юного индейца. Высунулась и тут же скрылась.

— Ну, так по рукам? — Кривдяй выжидательно посмотрел на Матоню.

— А по рукам! — хохотнул тот. — По такому случаю неси-ка, Кривдяюшко, браги.

Усмехнувшись, Кривдяй щелкнул пальцами.

— Это что за парень? — вытерев рот рукой, подозрительно поинтересовался Олелька.

— Какой еще парень? — удивленно переспросил корчмарь.

— Ну, тот, что сейчас из покоев выглядывал. Смуглый.

— А, то проводник купеческий, Тламак. Не бойся, человек верный. — Кривдяй махнул рукой. — А чего ты про него спросил? Понравился? Могу с купцами договориться — уступят на ночку. — Корчмарь глумливо засмеялся.

— Не, я девок люблю, — под общий смех покачал головой Олелька. — А только видел я недавно этого парня у здешней церкви.