Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Веселунг с состраданием взглянул на него и печально покачал головой.
— Мой бедный друг, это был я.
Они уставились друг на друга, и каждый из них перебирал в уме подробности этой знаменательной встречи.
— Да, — пробормотали они наконец, — это были мы.
В памяти короля Бародии возникали ужасающие картины того, к чему привела эта встреча. Чего он только не наговорил о свиноводстве и свиньях! Что говорили ему другие, уже казалось неважным.
— Даже не свинопас! — признал он с горечью.
— Ну-ну, — проговорил Веселунг успокаивающе, — во всем можно найти положительные стороны. Вы можете вернуться на престол.
Бывший король отрицательно покачал головой.
— Это было бы недостойным выходом для человека с моим чувством чести. Нет, я останусь верен своему призванию. Все-таки за последнее время я кое-чему научился. По крайней мере я понял: то, что я знаю, нельзя считать знанием, а это уже немало.
Веселунг сердечно предложил:
— Тогда оставайтесь у меня. Мой свинопас обучит вас ремеслу, а когда он отправится на покой, вы займете его место.
— Вы это и вправду предлагаете?
— Конечно, я буду очень рад, если вы будете жить поблизости. Вечером, уложив свиней спать, вы сможете навещать нас, и мы очень мило поболтаем.
— Благослови вас Бог, Ваше Величество, — сказал новоиспеченный ученик свинопаса со слезами благодарности на глазах. — Благослови вас Бог.
Они пожали друг другу руки в знак обоюдного расположения.
— Дорогая, — сказал вечером Веселунг своей жене, — боюсь, ты сделала не самый удачный выбор. Сегодня я случайно обнаружил, что совсем не так умен, как мне казалось.
Бельвейн с любовью посмотрела ему в глаза.
— Быть умным совсем не обязательно для монарха. Или для мужа.
— А что обязательно?
— Просто быть милым, — ответила королева Бельвейн.
На этом моя история кончается. Вздыхая, я освободил письменный стол от груза семнадцати томов и перетащил их один за другим на специально сделанную книжную полку. Много дней они высились между мной и миром непреодолимой преградой, укрывшись за которой я уносился в те далекие времена и жил с Веселунгом, Гиацинтой и моей леди Бельвейн. Теперь эта преграда рухнула, и в ярком свете дня, льющегося в комнату, видения тают. Когда-то, давным-давно…
И все же один образ еще не потускнел. Высокий и тонкий человек с изможденным бледным лицом, самая примечательная часть которого — длинный вопрошающий нос. Волосы пострижены и нечесаны, красновато-коричневый сюртук, кое-как застегнутый на груди, давно не чищен, из коротковатых штанин торчат худые ноги. Непрезентабельная фигура, но тем не менее я смотрю на него с большой нежностью. Ибо это Роджер Кривоног, спешащий во дворец за очередной порцией свежих новостей.
С Роджером я тоже должен проститься и делаю это не без сожаления, потому что часто бывал несправедлив к этому человеку, которому стольким обязан. Может быть, мы расстаемся не навсегда — в его семнадцати томах есть много других историй. В следующий раз я обещаю не вмешиваться и дать возможность Роджеру изложить историю по-своему. Думаю, он будет рад.
Но я не позволю ему рассказывать о Бельвейн. Прошлым летом я встречал Бельвейн (или кого-то очень на нее похожего) в загородном доме в Шропшире, и мне вовсе не хотелось бы ее огорчать. А я знаю, что Роджер не слишком хорошо к ней относится.
РАССКАЗЫ
Воспоминания мисс Уотерлоу
исс Уотерлоу лежит в кроватке. Миссис Уотерлоу целует дочку и желает ей спокойной ночи:
— Храни тебя Господь, моя дорогуша-дорогая, сладкая моя девочка.
Мисс Уотерлоу загадочно улыбается в ответ.
«Сейчас я останусь одна, — думает малютка, — и смогу поразмышлять о всяких забавных вещах».
Миссис Уотерлоу не сводит глаз с дочери.
— Благодарю тебя, Господь, за то, что ты послал мне такое сокровище, — шепчет она. — Не важно, что будет со мной, но, пожалуйста, Господи, защити от невзгод ее.
Мисс Уотерлоу думает: «Вот возьму и притворюсь, что я большая, как луна, и никто не может меня поймать, такая я огромная. Здорово, правда?»
— Спокойной ночи, дорогая. Добрых снов, мое сокровище.
Мисс Уотерлоу пытается что-то вспомнить… что-то очень красивое… только это было так давно, что она забыла, с чего все началось, прежде чем успела вспомнить, чем все закончилось.
— Моя прелесть, когда ты так смотришь на меня, мне хочется плакать. О чем ты думаешь, малышка?
Мисс Уотерлоу нипочем этого не скажет.
Впрочем, может, и миссис Уотерлоу тоже была там тогда.
— Храни тебя Господь, любимая, — шепчет мама и гасит свет.
Девочка остается одна.
Мисс Уотерлоу уже год. Это очень солидный возраст. Часто, лежа на спинке, девочка думает о тех малышах, которым еще нисколько, и смеется. Когда ей было шесть месяцев, мистер Уотерлоу посвятил ей стихотворение и как-то вечером гордо вложил листок в ручонку дочки. По недоразумению лист со стихами засунули в щель форточки, чтобы окно не дребезжало по ночам. Пусть стихи и пригодились для дела, но мистер Уотерлоу все же не мог скрыть разочарования. Миссис Уотерлоу, само собой, очень сокрушалась, когда поняла, что стряслось, но было уже поздно. А мистер Уотерлоу заявил: стоит один раз согнуть стихи, и этого уже не исправить. К счастью для всех, две последние строчки сохранились, их оторвали, чтобы бумажка была подходящей толщины. Вот они:
Она еще не ходит и не говорит.
Неделю за неделей она спит, и спит, и спит.
На самом-то деле мисс Уотерлоу могла говорить, только не хотела. Она решила дождаться, когда ей исполнится полтора года. А все потому, что у нее было столько прекрасных воспоминаний, только ей не всегда удавалось их вспомнить. Нельзя же думать и говорить одновременно. Год с четвертью она просто полежит на спинке и повспоминает… а когда все хорошенько припомнит, то расскажет об этом взрослым. Но чтобы заговорить, нужна тренировка.
Вот малышка и тренировалась каждую ночь, когда оставалась одна.
И сейчас она тренируется.
— Тедди! — окликает девочка.
Плюшевый медведь, задремавший на полу в ногах