Ропот в эту секунду стих, и все уставились на молоденького лейтенанта, оробевшего от такого внимания.

– Четыре? – Генерал обернулся всем корпусом. – Есть Старый мост, к западу.

Челенгорм резко махнул рукой, чуть не сбив полноватого майора.

– Есть мост в Осрунге, восточнее. Это два. Ну, и перекаты. Так что всего три переправы.

Он выпростал перед лицом лейтенанта три крупных пальца.

– И все в наших руках!

– Разведчик, господин генерал, сообщил мне, – лейтенант зарделся, – что есть еще тропа через болота, дальше к западу от Старого моста.

– Тропа, через болота? – Челенгорм покосился на запад. – Тайный путь? То есть северяне могут им воспользоваться и нас обойти! Молодец, лейтенант, хвалю!

– Премного благодарен, господин…

Генерал крутнулся в одну сторону, затем в другую. Из-под каблуков у него взметался дерн, а, судя по орлиным взорам во всех направлениях, верная стратегия с такой же резкостью меняла ракурс.

– Кто еще не перешел реку?

Офицеры потесней обступили военачальника, стремясь быть на виду.

– Восьмой здесь?

– Я думал, остальные из Тринадцатого…

– Первый кавалерийский полковника Валлимира все еще там размещается!

– Кажется, у них там есть один батальон, их только что воссоединили с лошадьми…

– Прекрасно! Послать к полковнику Валлимиру – пусть бросит тот батальон на болота. Пускай там рассредоточится.

Пара офицеров довольно кивнула, остальные переглянулись с беспокойством.

– Целый батальон? – растерялся один. – А та тропа годна ли для…

Челенгорм властно отмахнулся.

– Полковник дан Горст! Прошу вас переправиться через реку и передать мои указания полковнику Валлимиру. Нам надо подстраховаться от неприятных сюрпризов со стороны врага.

Горст ответил после некоторой паузы:

– Генерал, я бы предпочел остаться там, где могу…

– Всецело понимаю. Вы хотите быть ближе к бою. Но король в последнем письме особо подчеркивал, чтобы я держал вас подальше от опасности. Делал все возможное. Так что не волнуйтесь, передний край прекрасно справится без вас. Мы, друзья короля, должны быть заодно, не так ли?

«Все королевские глупцы, выделывающие коленца в шутовских мундирах под безумную музыку горна. Пускай один из них, с дурацким голосом, впряжется в еще одну телегу: то-то будет умора».

– Слушаюсь, господин генерал.

И Горст пошагал к своему коню.

Кальдер понукал коня по тропке – такой заросшей, что едва проглядывала. На лице принца, как приклеенная, застыла чванливая ухмылка. Интересно, присматривают ли за ним сейчас Мелкий с Глубоким? Как пить дать, исходя из того, что он для них – самый верный источник дохода. А впрочем, кто его знает. И пусть таким, как Глубокий и Мелкий, нет дела до того, как его высочество относится к их негласному присутствию, он бы сейчас, именем мертвых, не возражал против их компании. Как изголодавшийся бывает доволен брошенной ему коркой хлеба, так и у него, Кальдера, после встречи с Кернденом Зобатым разыгрался аппетит на приветливые лица.

Он уже как сквозь строй проехал через людей Железноголового, впитывая их презрительную насмешливость; и через расположение Тенвейза, где кожей ощутил глухую враждебность. И вот теперь он держал путь в леса на западной оконечности долины – туда, где обретались люди Скейла. Воинство его брата. На самом деле, его люди, хотя Кальдер не чувствовал, что они принадлежат ему. Крутого вида и разбойного нрава парняги, истрепанные беспрестанными переходами и исполосованные в беспрестанных стычках. Поизносившиеся вдали от благодеяний Черного Доу, за скуднейшую плату они делали самую муторную работу. Так что праздновать что-либо – а уж тем более прибытие трусоватого братца их вождя – эта вольница была не в настроении.

И неважно, что он по этому случаю влез в кольчугу, надеясь хотя бы выглядеть как принц-воин. Кольчуга – давнишний подарок отца – сделана из стирийской стали, то есть легче большинства сплавов северян, но все равно тяжелая, как наковальня, и жаркая, как овчина. Представить сложно, как люди могут не снимать эти железяки по нескольку дней кряду. Бегать в них. Спать. Да еще и сражаться. Особенно последнее: сущее безумие. В смысле, тяга сражаться. И что люди в этом находят? А ведь немногие в ней, этой самой тяге, могут потягаться с его братцем Скейлом.

А вот и он, сидит на корточках посреди опушки, перед расстеленной картой. По левую руку от него Бледноснег, по правую Ганзул Белый Глаз – соратники отца еще с тех времен, когда он правил большей частью Севера. Некогда приближенные, пережившие долгую череду падений с той самой поры, как Девять Смертей сверг с престола отца. И павших почти столь же низко, как и сам Кальдер. Они с братом родились от разных матерей, а насчет Скейла ходила шутка, что он-де был зачат от быка. Скейл и в самом деле чем-то его напоминал – да не простого, а самого что ни на есть упрямо-норовистого и мускулистого. С Кальдером они выглядели противоположностями почти во всем. Брат был светлым, как альбинос, а Кальдер – изысканный брюнет; брат – воплощение грубости, Кальдер – сплошная утонченность. К тому же Скейл отличался вспыльчивостью и тугодумством. Совсем не как отец. В Бетода пошел именно Кальдер, и все это знали. Потому, должно быть, и ненавидели. Из-за этого он и прожил бо́льшую часть жизни, лавируя и подлаживаясь, как презренный лицедей.

Заслышав приглушенный топот копыт, Скейл поднял голову и с широкой улыбкой размашисто зашагал навстречу, чуть припадая на одну ногу – память, оставленная Девятью Смертями. Двухслойная кольчуга висела на нем свободно, как ночная рубашка; тяжелые кольца и пластины из закаленной стали сплошь в царапинах и вмятинах. «Всегда будьте вооружены», – говорил им отец, и Скейл, похоже, истолковал это буквально. Поверх кольчуги крест-накрест пересекались ремни, поблескивало оружие: два меча и здоровенная палица у пояса, три ножа на виду и бог весть сколько еще припрятано. Голова обвязана, сбоку побуревшее пятно; вон и рубчик на брови прибавился, пополнив быстро растущую коллекцию шрамов. Похоже, увещевания Кальдера о том, чтобы брат поберег себя и не кидался напропалую рубиться, имели действия не больше, чем попытки брата завлечь Кальдера в гущу боя.

Кальдер сполз с седла, что в кольчуге оказалось ох как непросто – пришлось делать вид, что просто спина затекла от долгой скачки.

– Скейл, чугунная твоя башка, как ты…

Брат стиснул его в сокрушительном объятии и, подтянувшись так, что ноги чуть не оторвались от земли, сердечным поцелуем обмусолил Кальдеру лоб. Тот, решительно бездыханный, тоже как мог обнял брата в ответ. Немилосердно утыкалась в живот рукоять меча, а на глаза наворачивались слабовольные слезы от щемящей радости видеть и чувствовать близкого человека.

– Да слезь ты! – просипел он, колотя Скейла по спине на манер поверженного борца. – Слезай уже!