отдельном уголке, на пригорке; уже издалека было видно его громадное тело, похожее на африканскую хижину, стоящую на четырех подпорках.

Огромная толпа народа стояла у его загородки и любовалась слоном. Было видно его симпатичное, как бы улыбающееся лицо, он шамкал треугольной губой, покачивал шишковатой головой, шевелил ушами. Я сейчас же быстро протолкался сквозь толпу к нашему Шанго (его звали Шанго, он был сыном индийского слона Махмуда – так было написано на специальной дощечке возле его загородки).

Папа протиснулся вперед и крикнул:

– Доброе утро, Шанго Махмудович!

И слон оглянулся и обрадованно закивал головой. Мол, здравствуйте, здравствуйте, где это вы пропадали?

И окружающие посмотрели на папу с улыбкой и с завистью. И мне тоже, честно говоря, стало здорово завидно, что вот слон ответил папе. И мне тут же захотелось, чтобы Шанго и меня одарил своим вниманием, и я громко закричал:

– Шанго Махмудович, привет! Смотрите, какая у меня вещь.

И я поднял высоко над собой папин транзисторный радиоприемник. А из приемника текла музыка, он играл разные советские песни. И Шанго Махмудович повернулся и стал слушать эту музыку. И вдруг он высоко задрал свой хобот, протянул его ко мне и неожиданно и ловко выдернул у меня из рук эту несчастную машинку.

Я прямо остолбенел, да и папа тоже. И вся толпа остолбенела. Наверное, думали, что будет дальше: отдаст? Трахнет оземь? Растопчет ногами? А Шанго Махмудович, видимо, просто хотел музыку послушать. Он не стал ни бить приемник, ни отдавать. Он держал приемник – и все! Он слушал музыку. И тут, как назло, музыка замолкла, наверное, у них там был перерыв, не знаю. Но Шанго Махмудович продолжал прислушиваться. Вид у него был такой, что вот он ждет, когда же приемник заиграет. Но ждать, видно, нужно было долго, потому что приемник молчал. И тут, вероятно, Шанго Махмудович подумал так: что за бесполезную штуку я держу целую вечность в хоботе? Почему она не играет? Ну интересно, какая она окажется на вкус?

И, не долго думая, этот бедовый слон сунул мой шикарный приемник прямо себе под хобот, в свой обросший войлоком рот, да не прожевал, а просто положил, как в сундук, и, будьте здоровы, слопал!

Толпа дружно ахнула и оцепенела. А слон оглядел эту потрясенную толпу с довольно-таки нахальной улыбкой и вдруг сказал придушенным голосом:

– Начинаем производственную зарядку! И!..

И из него зазвучала какая-то бурная музыка. Тут все сразу покатились с хохоту, просто животики надрывали, стонали от смеха: из-за этого дикого шума уже не слышно было никаких звуков. Слон стоял совершенно спокойно. Только в глазах его горело плутоватое выражение.

А когда все стали потихоньку затихать, из слоновьего рта снова раздался чуть приглушенный, но отчетливый голос:

– Быстрые подскоки на месте, раз-два, три-четыре…

А в толпе, между прочим, было очень много мальчишек и девчонок, и когда они услышали про подскоки, так прямо завизжали от радости. И, не откладывая в долгий ящик, с ходу включились в это дело: раз-два-три-четыре… Они здорово скакали. И визжали, и орали, и выкидывали разные коленца. Еще бы! Кому же не охота поскакать под слоновью команду? Тут всякий заскачет. Лично я заскакал в ту же секунду. Хотя я прекрасно понимал, что кому-кому, а мне тут меньше всех надо скакать и радоваться. Мне, скорее всего, надо было плакать. Но вместо этого я, знаете, подскакивал, как мячик: раз-два-три-четыре! И выходит, что у меня же стянули радиоприемник и я же от этого удовольствие получаю. А между тем занятия все продолжались. И слон перешел к следующему упражнению.

– Руки сжать в кулаки, махательные и толкательные движения. Раз-два-три!

Ну конечно, тут началось светопреставление. Просто чемпионат Европы по боксу. Некоторые мальчишки и девчонки совершенно серьезно вошли в аппетит и давай так друг друга волтузить, что только перья полетели. А одна проходящая мимо бабушка спросила у какого-то старичка:

– Что здесь происходит? Что за драка?

И он ответил ей шутливо:

– Обыкновенное дело. Слон физзарядку проводит с населением.

Бабушка только рот раскрыла.

Но тут Шанго Махмудович вдруг замолчал, и я понял, что мой приемник все-таки сломался в его животе. Конечно, попал в какую-нибудь слепую кишку и – прощай навек. В эту же секунду слон посмотрел на меня и, грустно покачивая головой, но с большим намеком, пропел:

– Помнишь ли ты, как улыбалось нам счастье?

Я прямо чуть не заплакал от горя. Помню ли я! Еще бы! Еще секунду, и я бросился бы на него с кулаками. Но тут возле него появился человек в синем халате. В руках у него были веники, штук пятьдесят или больше, и он сказал слону:

– Ну-ка, ну-ка, покажи-ка, что у тебя играет? Но только тихонько, тихонько, а я вот тебе веничков принес, на-ка покушай.

И он разбросал веники перед слоном.

Шанго Махмудович очень осторожно положил у ног человека мой радиоприемник.

Я крикнул:

– Ура!

Остальные кричали:

– Бис!

А слон отвернулся и стал жевать веники. Служитель молча подал мне радиоприемник, – он был теплый и заслюнявленный.

Мы с папой поставили его дома на полку и теперь включаем каждый вечер. Как звучит! Просто чудо! Приходите слушать!

Не хуже вас, цирковых

Я теперь часто бываю в цирке. У меня там завелись знакомые и даже друзья. И меня пускают бесплатно, когда мне только вздумается. Потому что я сам теперь стал как будто цирковой артист. Из-за одного мальчишки. Это все не так давно случилось. Я шел домой из магазина, – мы теперь на новой квартире живем, недалеко от цирка, там же и магазин большой на углу. И вот я иду из магазина и несу бумажную сумочку, а в ней лежат помидоров полтора кило и триста граммов сметаны в картонном стаканчике. И вдруг навстречу идет тетя Дуся, из старого дома, добрая, она в прошлом году нам с Мишкой билет в клуб подарила. Я очень обрадовался, и она тоже. Она говорит:

– Это ты откуда?

Я говорю:

– Из магазина. Помидоров купил! Здрасте, тетя Дуся!

А она руками всплеснула:

– Сам ходишь в магазин? Уже? Время-то как летит!

Удивляется. Человеку девятый год, а она удивляется.

Я сказал:

– Ну, до свиданья, тетя Дуся.

И пошел. А она вдогонку кричит:

– Стой! Куда пошел? Я тебя сейчас в цирк пропущу, на дневное представление. Хочешь?

Еще спрашивает! Чудная какая-то. Я говорю: