— О, — не поздоровавшись, начал он, — тебе явно самой не справиться. Дай-ка я! Он взял щетку и принялся расчесывать мне волосы. И тут я почувствовала… я почувствовала неописуемое, огромное, всепоглощающее счастье. Или блаженство? Пожалуй, все-таки счастье. Оно пронзило меня от самой макушки до кончиков ног. Я была наполнена им до предела в единый миг. Я даже не представляла себе, что подобное возможно. Не было ничего, кроме нежных прикосновений рук к моей голове. Не было мира вокруг. Не было времени и пространства. Не было меня. Не знаю, как это передать. Только вдруг — неожиданно, не знаю, откуда, — возник жгучий стыд. Светку убили, а я преступно счастлива. Получить столь огромное счастье одному-единственному человеку и без того преступно, но в день смерти подруги… отвратительно, подло, цинично!

Я вскочила. Макс посмотрел на меня с легкой обидой. Еще бы! Человек без всякой задней мысли взялся помочь мне расчесать волосы, а я отшатываюсь от него, словно он меня бьет. Он ведь не подозревает о буре моих чувств, для него происходящее обыденно и просто. Я поспешила объяснить:

— Ты знаешь, что у нас случилось? Погибла Светка.

— Рыженькая? Неужели тоже выпала из окна?

— Ее отравили. Или она отравилась.

— Расскажи!

Я рассказала. Слушая себя, словно со стороны, я понимала полную беспочвенность собственных доводов и обоснованность доводов милиции. Сейчас Макс выскажет, какая я дура! Но он не стал, лишь заметил:

— Я всегда стою на стороне логики, но пришел сюда вовсе не упрекать тебя за ее отсутствие. Тем более, когда ты в таком расстройстве. Я пришел по другому поводу. У тебя ведь завтра день рождения, так?

— Да. Но в связи с этими событиями… было бы нелепо устраивать праздник.

— Здесь, у вас — конечно. Но мне бы хотелось, чтобы ты как-нибудь отметила этот день. Что, если у меня?

Я закрыла глаза, чтобы не выдать подлого своего счастья. Макс приглашает меня домой. Как я мечтала об этом! Мечтала, но не смела надеяться. Мне казалось, раз он не сделал этого сразу, то не сделает уже никогда. Но я ошибалась.

— Боишься? — с усмешкой осведомился он.

Я открыла глаза.

— Нет, что ты. Я рада. Спасибо.

— Вот и хорошо. До скольки вы учитесь? До шести? Значит, я в шесть подъеду. До завтра, Машка! Не грусти. Все будет хорошо.

Он исчез, а я осталась, веря и не веря. Макс пригласил меня домой! Значит, я небезразлична ему, правда? Завтра я останусь с ним наедине, и…

Наверное, тут мне следовало бы наивно заявить, что мы, юные целомудренные девушки, абсолютно не понимаем, зачем мужчины зовут нас в гости. Мы представляем себе целый вечер интеллектуальных бесед за чашкой чая и поцелуй в лоб при расставании. Чистота наших помыслов не позволяет заподозрить большее, и нехорошее поведение представителей противоположного пола застигает нас врасплох, оставаясь целиком и полностью на их отягченной грехами совести. Но я не стану врать. Принимая приглашение Макса, я была готова на все. Говоря «да», я имела в виду именно «да», а не половинку от него или четвертушку. У меня не было опыта, но в наше раскованное время не обязателен личный опыт, чтобы догадаться, как будет трактовать мужчина согласие на вечернее свидание в его квартире.

Скажу больше. Совсем недавно я полагала связь без брака поступком достаточно греховным. Конечно, бывают ситуации, когда венчание просто невозможно, но при возможности оно необходимо. Теперь мое мнение переменилось. Если я не стою того, чтобы Макс на мне женился, почему он должен это делать? Пусть поступает так, как для него лучше. В любом случае я получу больше счастья, чем заслуживаю. Джен Эйр, героиня моего любимого романа, рассуждала иначе. Она сбежала от мистера Рочестера, узнав, что у него есть сумасшедшая жена. Мои моральные принципы оказались куда менее твердыми. Что ж, не каждая девушка годится в героини… я восхищаюсь ею, но не в силах следовать ее примеру!

Дверь снова отворилась, и влетел Сашка.

— Слушай, я тут думал, и у меня возникла мысль…

— Какая? — нежно на него глядя, спросила я. Он был такой хороший, славный. Если бы и он когда-нибудь стал таким счастливым, как я сейчас! Если бы весь мир стал счастливым! Господи, спасибо тебе, Господи, спасибо, спасибо, спасибо!

— Ты что? — опешил Сашка.

— Ничего. Все прекрасно. Что ты хотел сказать, Сашка? Знаешь, я должна извиниться перед тобой. Ты совершенно прав, и я зря сердилась. Все указывает на Светку, и было бы странно требовать от тебя, чтобы ты этого не замечал. Ты прощаешь меня?

Однако лицо его выражало что угодно, кроме прощения.

— Помнишь, восьмого марта ты просила меня научить тебя ругаться матом? — медленно произнес он. — Ну, так учись.

И он заговорил, а я онемела. Кое-какие слова я знала, другие нет, но дело было не только в словах. Странные, страшные фразы, из них составленные, выражали отвратительные, невероятные вещи, а Сашкин голос кипел холодной ненавистью — ко мне? За что — ко мне?

Он умолк, а я пялилась на него, словно баран на новые ворота. Потом он ушел, не объяснившись, зато появилась Нелька. Я не стала заводить с нею разговора, как и не стала ломать голову над фанабериями Сашки. Этим вечером я наконец-то поняла, почему некоторые художники рисуют абстрактные картины. Я пыталась запечатлеть любовь, но на бумаге оставался лишь хаос разноцветных пятен. Вот как завершился последний день перед тем, как я стала взрослой.

Наутро я проснулась в ужасном настроении. Я вдруг решила, что Макс не приедет. Мало ли, что может произойти? Забудет, или возникнут срочные дела на работе, или позовут в гости к интересным людям. Для него ведь это пустяки — встретиться со мною или нет. Он и значения-то этому не придаст. А я умру! Если он не появится, я умру, честное слово! Лучше бы он не обнадеживал меня вчера. Я жила и ни о чем не мечтала. Но теперь, решив, что могу быть ему небезразлична, не выдержу равнодушия!

Сашка изображал, что со мною незнаком, я отвечала ему тем же. Нет, я не обиделась на его дурацкую выходку. В конце концов, сама напросилась — нечего было заводить речь о мате. Тем не менее, раз Сашка за что-то дуется — а он явно дулся, — сам виноват. Он должен был по-человечески объяснить, в чем дело, а не ругаться. Или, ладно уж, сперва поругаться, а потом объяснить.

Зато Наташа от меня не отходила.

— Это правда, что ты так расстроилась, что… ну, в общем, отказываешься верить в то, что случилось? — сочувственно спросила она. — Ты на себя не похожа, честное слово! Глаза совершенно больные. Я понимаю, меня саму как обухом по голове. Чтобы Светка убила Марго! Еще ладно, какого-то постороннего шведа, но Марго! В голове не укладывается.

— Вот именно, — кивнула я, хотя по большому счету в тот момент вопрос Светкиной виновности волновал меня очень мало. Полагаю, сведения о конце света тоже взволновали бы меня мало, лишь бы сие событие не назначили на сегодняшний день.