Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С глаголами вообще замечательная ситуация произошла. Каким-то магическим образом любое слово, обозначающее действие, оказывалось первого спряжения.
– Пилит. Что делает? В вопросе – ЕТ, значит, это первое спряжение: пишем букву – Е! – словно роботы друг за другом повторяли ученики.
– А когда И тогда пишется-то? – удивлялся я. – Все глаголы третьего лица единственного числа отвечают на вопрос «что делает?». Неужели вы напишите «кричЕт», «вопЕт», «болЕт»?
– А это уже глаголы-исключения, – мило хлопает глазками Таня, и класс одобрительно кивает.
Какие там новые темы? Учимся ставить глагол в неопределенную форму!
Первый административный диктант, который дали на второй неделе сентября, ребята пишут еще хуже, чем мой тест. Хотя, казалось бы, а куда хуже-то? Но, как водится, снизу постучали…
Подхожу с результатами тестирования и диктанта к администрации и уточняю: «Вы же понимаете, что это еще не мои двойки? Я при всем желании не успел бы за полторы недели детей испортить».
Конечно же, завуч все понимает, в пятом классе ситуация была ужасная, поэтому сейчас самое главная задача – наладить учебный процесс и попытаться вытащить детей из болота.
– Мы все понимаем!
Ну, понимаем, так понимаем…
Проходит полтора года, происходит то самое объединение школ и активная миграция сильных учеников в гимназические классы главного здания. А мои теперь уже седьмые классы сливают в один. На совещании в декабре узнаю, что в этом году в городской рейтинг школ идут результаты ОГЭ, ЕГЭ и, внимание, контрольных работ по русскому языку и математике в седьмом классе. А раз дело касается рейтинга и мы теперь вроде как элитная школа, я понимаю, что во что бы то ни стало обязан обеспечить нормальные результаты.
О хороших я даже не мечтал: уровень класса, я надеюсь, вы уже оценили, а большинство из тех немногих звездочек, что в нем были, с сентября стали учиться в других школах.
С января по май все уроки у нас начали делиться на две части: на первой проходим новый материал, а всю вторую посвящаем повторению предыдущих тем и активно готовимся ко Дню Х.
Мне кажется: я так усердно детей к ОГЭ и ЕГЭ не готовил, как работал в эти полгода.
Приходят результаты контрольной: одна двойка. ОДНА! Сказать, что я был счастлив, это не сказать ничего!
Понимаю, что многие не поверят, но всего год назад в этом же самом классе, точнее классах, ведь на тот момент их было еще два, я проводил самостоятельные работы на знание частей речи. Да, в шестом классе далеко не каждый ученик мог определить принадлежность слов «собака», «я» и «говорю» к той или иной части речи.
В тот же день меня вызывает к себе директор.
– Наверное, похвалить! – наивно думаю я и довольный отправляюсь на первый этаж.
Захожу в кабинет, на огромном столе лежит не менее огромная простыня с результатами всех классов гимназии. Директор и завуч внимательно изучают показатели, и все это почему-то вызывает у меня ассоциацию с советом в Филях.
– Павел Викторович, а вы вообще детей к контрольной готовили? А то мы сейчас сравнили результат вашего класса и гимназических из главного здания, и у них четверок и пятерок больше! Вы вообще с детьми подготовкой занимались?
В этом момент просто как отрезало… Когда мне на голову горшок упал, я и то меньше удивился.
Все то время, что я там работал, меня использовали как лицо школы: любые конференции, открытые уроки, какие-то совещания, представления опыта – везде и всегда отправляли именно меня.
И здесь у меня как раз таки никаких претензий нет. Достаточно часто встречаю в группах учителей в ВК сообщения от взволнованных педагогов, которым предстоит давать открытый урок или администрация неожиданно изъявила желание посетить занятие. Они просят совета, переживают… Вот это совершенно не моя ситуация. Я ЛЮБИЛ, когда ко мне на уроки приходили другие учителя, родители, всевозможные проверки и прочие гости. Всегда понимал, что в таких ситуациях дети будут вести себя еще лучше, чем обычно, поэтому «приходите в мой дом, мои двери открыты!». О дисциплине вообще не придется задумываться.
Знаю, что это прозвучит нескромно, но я всегда знал, что смогу показать «товар лицом».
И зная эту мою особенность, школа постоянно ее использовала. Мы с учителем биологии были просто всем дыркам затычки, уж извините за мой французский. А в итоге именно мы с ней и оказались теми, кто со своей работой якобы не справляется.
Спустя неделю точно такой же экзамен дети пишут уже по алгебре. Сейчас очень боюсь вас обмануть: все же прошло уже несколько лет. То ли ни одной тройки, то ли две… Остальные двойки. Те же самые дети. Результат, конечно, буквально потряс школу. В главном здании, наверное, до сих пор оправиться не могут. Но что есть, то есть. После этого ситуация меняется на диаметрально противоположную: оказалось, что мои результаты не просто неплохие, а едва ли не удивительные!
– А как вы этого добились? Поделитесь секретом!
Только дождь из двоек заставил людей понять, что сравнивать классы с совершенно разным контингентом учащихся и делать из этого какие-то выводы о работе педагога как минимум странно.
Вся эта ситуация заставила меня понять, а точнее в очередной раз убедиться, но уже на своем собственном опыте, что системе глубоко наплевать, как ты работаешь, с кем ты работаешь. Важны исключительно итоговые цифры.
Учитывая, что у нас практически не осталось школ для детей с особыми заболеваниями, школьников с отставанием в развитии запихивают в самые обычные классы, а потом делают удивленное личико с круглыми глазками и непонимающе хлопают длинными ресничками:
– А почему это вы не сумели научить?
И когда подобный ребенок не может справиться с программой,
Этого же никто не ожидал, правда?
никого не интересует ни ребенок, ни то, что с ним пришлось сделать, чтобы дотащить его до этой магической тройки. Главное, что он отрицательно влияет на рейтинг школы. А так как школьнику по большому счету предъявить ничего нельзя, все шишки летят в сторону преподавателя.
И в итоге складывается ситуация: ты либо сидишь в гимназическом классе и снимаешь сливки ложкой, испытывая «неимоверные мучения», работая с умными детьми, либо бьешься, как рыба об лед, в слабом классе, а тебя еще и спросят: «А вы с детьми-то занимались?»
Забавно, что после всей этой истории мне предложили перейти в главное здание работать в классах с отобранными детьми. И это бы, конечно, решило мои проблемы, но система бы от этого не стала менее гнилой. С моими слабыми учениками мучился бы кто-то другой, вот и все.
Не могу сказать, что эта ситуация стала главной причиной моего ухода из школы. Обидели мышку: написали в норку. Конечно же, нет. Если бы дело было просто в какой-то личной обиде, можно было бы просто поменять школу, но все, естественно, гораздо сложнее. Слова директора всего лишь заставили озвучить и без того маячивший в голове вопрос: «А чего я, собственно говоря, жду?»
