Итак, от политики опустошения завоеванных областей и истребления их жителей Тиглатпаласар III перешел к политике переселений, основанной на сохранении и ротации покоренного населения, на которое возлагалось бремя повинностей, поборов и «налог кровью». Убыль собственно ассирийских земледельцев была приостановлена, воцарилось спокойствие во внутренних землях, и уменьшились угрозы на периферии. Можно было спокойно расширять империю.

Депортации, как и все прочее, проводились организованно. Переселенцы брали с собой свое имущество. Составлялись перечни депортантов, где указывались их имена и состав семей, перечислялись участки будущего расселения, размеры отводимых участков, а также должность того, кому предстояло владеть этими людьми или эксплуатировать их (как правило, это были крупные сановники, иногда — городские общины или храмы)[187].

По некоторым подсчетам, общее число депортированных в новоассирийскую эпоху оценивается в 1,5—4,5 миллиона человек[188].

Покоренное население разделялось на три части. Попавшие в первую служили ассирийскому царю в рядах постоянного войска кицир шаррути. Включенные во вторую вливались в ряды крестьян и впредь несли общие для всех ассирийских земледельцев повинности, в том числе и военные. Оставшихся обращали в рабов и продавали. Если в среднеассирийский период стоимость раба была эквивалентна цене шести гектаров земли, то в новоассирийский, с его непрекращавшимися военными кампаниями, она снизилась. Раба теперь можно было купить за одну мину серебра (рабыню — за 30 сиклей) — это было эквивалентно около пяти гектарам[189]. Бывало, что цена вообще падала и составляла 17 сиклей — при покупке рабов «оптом».

Документы свидетельствуют, что рабы-земледельцы новоассирийского периода были близки к крепостным или колонам. Они жили в одних и тех же селениях со свободными крестьянами и несли с ними одни и те же повинности (воинскую, строительную и т.д.)[190].

Залог успеха на внешних фронтах — внутренняя стабильность, порядок и благополучие. А для этого требовалась соответствующая инфраструктура обыденной жизни. Ассирийская империя оставила археологические следы такой инфраструктуры: это руины ее величественных столиц и следы многочисленных селений, остатки грандиозных ирригационных систем, следы «царской» дороги[191].

Хотя население империи, кроме собственно ассирийцев, состояло и из различных народов, все же подданные ее, особенно граждане (mar'ē māt Aššūr — сыны Ассирии), проживавшие на определенном месте в течение нескольких поколений, позиционировали себя как ассирийцев, жителей Ассирии — страны с определенной территорией и границами, которые нужно было защищать[192]. По крайней мере, слова «граница» и «территория» задействованы в новоассирийских источниках более трехсот раз; понятия «пересечение», «нарушение» границы фигурируют пятнадцать раз[193]. Помимо общей территории проживания, обывателей Новоассирийской империи объединяли два официальных языка (ассирийский и арамейский), этническая и религиозная терпимость.

Ассирийцы, жившие в эпоху непрекращавшихся военных кампаний, лицезревшие солидные укрепления ее столиц и посещавшие ее многочисленные форты, вели тем не менее вполне мирную жизнь. Население росло, города и селения ширились и уже не жались по холмам, как ранее. Разрастались и сельские поселения.

Для контраста посмотрим на земли, находившиеся «под игом Ашшура», — например, на зависимые от Ассирии государства к западу от Евфрата (Левант, юго-восток современной Турции). Как отмечают археологи, в здешних краях разные царьки, князьки и просто мелкие локальные правители продолжали сосредотачивать укрепленные города и селения, а соответственно и свои резиденции, на холмах и горах, как в старые добрые времена бронзового века. Да, они выигрывали с точки зрения защищенности, демонстрации власти и престижа местной аристократии. Но с другой стороны, в них были скучены строения, имелись осложнения с доставкой воды и прочие проблемы житейского характера...

Большое количество рядовых неукрепленных селений становится отличительной чертой имперских земель IX—VII веков до н.э. В наши дни их следы служат своего рода археологическим маркером, помогающим отследить территорию Новоассирийской империи.

Как показали археологические раскопки и современные спутниковые и аэрофотосъемки, ассирийские столицы занимали значительные по тем временам пространства: священный Ашшур — 65 гектаров (0,65 км2), Кар-Тукульти-Нинурта — 500 гектаров (5 км2), Кальху — 360 гектаров (3,6 км2), Дур-Шаррукин — 300 гектаров (З км2), Ниневия из города в 150 гектаров разрослась до 750 гектаров (7,5 км2). В наши дни такие размеры кажутся небольшими. Но не будем забывать, что эти цифры не учитывают жилые массивы, что располагались вне городских стен. Во-вторых, если мы обратимся к другим мегаполисам той эпохи, то убедимся, что в сравнении с ними ассирийские столицы поистине грандиозны. Если верить Ветхому Завету,

Огромные столичные города являлись обиталищем сотен тысяч людей, которым требовались неимоверные количества еды, воды и разного рода материальных благ.

Помимо стольных городов существовал еще и целый сонм городов средней руки, заурядных поселений и густая сеть фортов с прилегающими сельскохозяйственными округами.

Огромные ассирийские столицы, потреблявшие все больше и больше благ, соединялись с прочими городами и селениями целой дорожной сетью. Часть этой сети досталась в наследство от бронзового века, когда она представляла собой отдельные дороги, соединявшие между собой соседние населенные пункты. Новоассирийское государство, испытывая острую необходимость в мощном и быстром грузопотоке, сплело эти пути сообщения воедино и в полученной сети усилило ее стратегические артерии — они стали отныне «царскими дорогами». Таким образом, основной грузопоток осуществлялся по общей, традиционной части системы дорог. Стратегические же грузы, государственная и прочая важная корреспонденция, войска перемещались преимущественно по царским дорогам. Повторимся, однако, что две категории транспортных коммуникаций друг друга органично дополняли, составляя единое целое.