– А вот взять бы, да и вышибить ему этот глаз, только вот как, Коля?

– Командир, – снова зашептал Николай. – Надо передать каждому, что завтра, как только получим пистолет, надо сразу брать в заложники эту сволочь, этого режиссёра, а девке хотя бы одного развязать.

– Нихт шпрехен! – заорал часовой.

– В какие заложники? – еле слышно зашептал Егор. – Ты видел, как они здоровяка Кривоносова вырубили, до сих пор не может оклематься. Они тебе и шагу не дадут ступить.

– А что же тогда – подыхать или идти развлекаться с Зойкой, как Тахно?

– Замолчи! – громко рявкнул Егор. – Как тебе не совестно такое наговаривать на товарища, с которым воевал бок о бок. Петро никогда не станет предателем, а нервный срыв с каждым может случиться.

Часовому вконец надоели разговоры, и он, подойдя к Егору, пнул его сапогом в пах. Егор согнулся в три погибели и, болезненно застонав, стал кататься по полу.

Васильченко, плюнув вслед уходящему охраннику, зло выпалил:

– Козел вонючий! Тварь фашистская!

Охраннику не составило большого труда успокоить и Васильченко, пнув его в живот.

На некоторое время разговоры прекратились.

Через час сменился часовой, который весьма лояльно отнёсся к тихим переговорам пленных.

– Командир, а кто нас выдал? – тихо проговорил Максим Тихомиров.

– Не знаю, Максим, не знаю. Но, кажется, догадываюсь.

– И кто?

– Дед Пыхто. Отвяжись, Максим. Сейчас не до этого.

– Я-то, я-то какого ляда сюда попал? – тихо в стороне причитал лётчик лейтенант Андрей Потапов, по воле случая оказавшийся вместе с разведчиками в одной лодке. – Всё, отлетался.

– Заткнись, летун, тут и так тошно, – прикрикнул на него один из разведчиков. – Подумаешь, отлетался, будешь теперь ползать, как мы.

«Боже упаси попасть тебе и твоим ребятам в лапы Краузе, – вдруг вспомнил Егор предостережение полковника Ерофеева. – Да уж, врагу такого не пожелаешь. Этот зверь словно по ниточкам душу вытаскивает, заставляя балансировать на лезвии бритвы между жизнью и смертью», – продолжал размышлять Егор с какой-то безнадёжностью.

Так ничего и не придумав радикального, разведчики встретили утро следующего дня, возможно, последнего для них. Однако все, как один, решили при получении оружия не стреляться, а по возможности уничтожить врага, пусть одного, но уничтожить.

В семь часов утра комната вновь наполнилась немецкими офицерами и охранниками. И представление началось. Разведчикам развязали ноги и силой рассадили на стулья, стоящие кругом. Руки по-прежнему были туго стянуты верёвкой за спинками стульев.

– Ну что, господа-товарищи! Надумали честно послужить немецкой армии и народу либо снова будете играть в лотерею со смертью? – проговорил Краузе на русском языке. – Я ведь к вам обращаюсь серьёзно. Поверьте, мы не вампиры, мы тоже люди, и нам самим неприятна вся эта вакханалия с собственной благородной казнью во имя непонятно чего и кого. Так что в ваших же интересах закончить всё чинно и благородно, как это сделал ваш товарищ Пётр Тахно. Итак, можете по одному подниматься и проходить в комнату. Там вам развяжут руки в прямом и переносном смысле. Действительно, прекратим эту бессмысленную лотерею, отупляющую и унижающую личность. – Краузе умолк, что-то обдумывая.

«Миротворец хренов, – подумал про себя Егор. – Видать, выдумал что-то новенькое из своей чудовищной коллекции психологических пыток и экспериментов».

– Теперь будет иначе, – как бы прочитав мысли Егора, проговорил Краузе. – Тех, кто откажется подписывать документ, скопом выведут во двор и расстреляют. Итак, я жду. И, конечно же, не тороплю вас, – закончил свой монолог Краузе и, выйдя из круга, стал медленно ходить взад и вперёд по комнате.

В комнате воцарилось гнетущее молчание и повеяло смертью. Теперь над пленными не зависала люстра из нескольких ламп, а охранники стояли поодаль и более раскованно. К тому же их было только трое.

Егор слегка повернул голову вправо и краем глаза увидел одного из них в двух шагах от себя, этот охранник держал автомат за рукоятку стволом вниз.

Неожиданно у Егора возникла дерзкая и в чём-то даже безумная мысль, посетившая его спонтанно и бывшая фактически как соломинка для утопающего.

Он обратился к Вальтеру Краузе и присутствующим офицерам на немецком языке:

– Господин майор, если вы не трус, а настоящий офицер и прежде всего мужчина, примите мой вызов и сыграйте со мной в русскую рулетку. Полагаю, что ваши друзья получат не меньшее удовольствие, чем от беспроигрышной лотереи наподобие вчерашнего поцелуя со смертью.

Вновь воцарилось молчание.

– Вальтер, не вздумай идти на поводу у этого идиота и авантюриста, – предостерёг Краузе один из его ближайших сподвижников Ральф Шнитке.

Краузе некоторое время молчал, а затем, зло скривившись, произнёс:

– Я откажусь, а каждый из вас про себя будет считать меня трусом. Нет, друзья мои. Я докажу вам и прежде всего себе, что мы, немцы, самая мужественная и благородная нация, способная утереть нос кому угодно.

Затем он произнёс по-русски:

– Хорошо, господин капитан, я принимаю ваш вызов, чтобы вы не думали, что мы трусливо спрятались за спинами охранников.

Далее он еле слышно произнёс себе под нос:

– Один раз можно.

– Идиот, – тихо сказал Ральф.

Егор вновь вспомнил слова полковника Ерофеева: «Наполовину он русский, возможно, в чём-то тебе это и пригодится. Вот и пригодилось. Немец бы не стал играть в русскую рулетку. К тому же Краузе – игрок до мозга костей. Вот тут я его зацепил в самую точку».

Меж тем Краузе начал бурно искать револьвер, у которого патронник барабанного типа. Револьвер оказался только у одного офицера и, как ни странно, у Ральфа. Но тот категорически отказывался дать его Вальтеру. Краузе не на шутку разозлился.

– Тогда мы с тобой будем играть в русскую рулетку, – выпалил он в лицо Ральфу.

– Да возьми ты, чёрт с тобой! – и Ральф вытащил из кобуры револьвер.

Вальтер вытащил патроны из гнёзд барабана, кроме одного, и подошёл к Егору.

Тому развязали руки. Краузе ладонью раскрутил барабан и передал револьвер пленному. Мужские игры начались.

Капитан Кузьмин дождался, когда барабан прекратит вращение. Затем поднёс ствол к виску и нажал на спусковой крючок. Раздался щелчок. Егору повезло.

Краузе стоял рядом с непроницаемым и совершенно белым как молоко лицом. И только еле уловимая надменная улыбка выражала полную отрешённость от существующей действительности. Он, заядлый и неисправимый игрок, был весь в плену всепоглощающего азарта.

Егор сильно раскрутил барабан револьвера и, взявшись за ствол, протянул оружие Вальтеру. Тот, чтобы не тянуть время, быстро взял его за рукоятку и поднёс к виску, нажав на спусковой крючок.