Мальчишка покраснел.

— Так и есть, да? Слушай, Зигмар, тебя в школе подговорили на эту ерунду? Или в театре есть кто-то, на кого ты хочешь произвести впечатление? Возможно, девушка. Актриса.

— Не понимаю, о чем вы.

— Конечно, понимаешь, сынок. Может, ты думаешь, что сумеешь ускользнуть от наказания, как Пол Кранц. Что, несмотря на признание, люди будут смотреть на твое милое личико певчего и думать, что ты не мог такое сотворить. А может, ты думаешь, худшее, что произойдет, — обвинение в напрасной трате нашего времени? Хороший адвокат, наверное, и с этим справится. «Мой клиент — всего лишь ребенок, ваша честь. Это была глупая шалость, которая вышла из-под контроля. Он — многообещающий ученик хорошей гимназии. Позорно посадить его в тюрьму, лишив шанса получить абитур и поступить в университет». Знаешь, что мы делаем с сопливыми детишками вроде тебя, которые тратят наше драгоценное время? Оставляем на пару минут с полицейскими собаками. Они будут виноваты, если ты пострадаешь. Но никто не станет наказывать овчарку за полицейский произвол.

— Вы не посмеете.

— Давай проверим?

Я встал, взял его за ухо и крутанул для пущей убедительности. Я был уставшим, злым и хотел домой. И как бы привлекательно ни выглядела идея оставить его наедине с полицейским псом, пора было заканчивать с этой ерундой.

— Ладно, сынок, давай на выход.

Я заставил его подняться и потащил к двери комнаты для допросов. Набирая скорость, мы пересекли главный вестибюль. Один или два полицейских в форме засмеялись, когда поняли, что происходит, — никому из нас не нравились те, кто крал время, особенно если они едва выросли из коротких штанишек. Пройдя через парадную дверь, я отпустил ухо этого Пифке, а затем пнул его под тощий зад:

— И не возвращайся. Разве что с больничным листом от мамы.

Я смотрел, как он растянулся на тротуаре, и улыбнулся, вспомнив свои школьные годы.

— Всегда считал, что мне стоило стать учителем.

— Я хотел бы, чтобы вы оба выслушали мою теорию, — сказал я Вайсу и Геннату.

Мой кабинет был размером с аквариум для золотых рыбок, а стеклянные — по большей части — стены делали его таким же открытым любому взгляду. В соседнем кабинете разрывался телефон, через открытое окно проникали жаркие сумерки и уличный шум.

— Теория, — произнес Геннат. — Чтобы она звучала убедительно в этом храме цинизма, Гюнтер, нужна длинная седая борода. Как у Фейербаха. Или Маркса.

— Могу перестать бриться, если это поможет.

— Сомневаюсь. Полицейский с теорией — как адвокат с пустым портфелем в суде: у него нет ни малейших доказательств. А в этом месте главное — доказательства.

— Тогда не теория. Новая интерпретация некоторых фактов.

— Все равно звучит как теория.

— Просто выслушайте меня. Потом можете сколько угодно развлекаться, разбирая ее на части.

— Дай мальчику высказаться, Эрнст, — вмешался Вайс. — Раньше уже случалось, что он был прав.

— Я не завожу свои карманные часы, а они все равно показывают правильное время два раза в день.

Я указал на тележку калеки, которую принес с собой. Теперь она валялась на полу, словно детская игрушка.

— Я нашел эту каталку клутца у входа во двор на Вормсерштрассе. Той же ночью убили Еву Ангерштейн.

— Я же велел тебе бросить это проклятое дело, — сказал Геннат.

— Раньше ею пользовался ловец простофиль и караульный грабителей по имени Пруссак Эмиль. Насколько я слышал, он даже не инвалид. Просто торчит возле дома, который обшаривает его напарник, и подает сигнал, если возвращается хозяин или появляется полиция. Мне стало интересно, почему тележку бросили там же, где была убита Ева Ангерштейн. Поэтому я связался с комиссаром Кёрнером. Той же ночью произошла кража со взломом на углу Байройтерштрассе. Совсем недалеко от двора на Вормсер-штрассе.

— Любопытно, — сказал Вайс.

— Что ты хочешь сказать? — спросил Геннат.

— Я хочу сказать, что Пруссак Эмиль, возможно, видел, кто убил Еву Ангерштейн. Вероятно, даже узнал его. И удрал, прежде чем Виннету успел и его убить. С тех пор Виннету добивается именно этого.

— Ты считаешь, что Виннету — это доктор Гнаденшусс? — сказал Геннат. — Господь всемогущий. Это и есть твоя чертова теория?

— Именно. Послушайте, от вашего внимания не могло ускользнуть, что Виннету не наносил ударов с тех пор, как доктор Гнаденшусс начал убивать инвалидов.

— Мило и аккуратно. Отдам тебе должное. Два убийцы по цене одного. Тебя должны назначить управляющим в «Тейце».

— Возможно, он начал убивать, надеясь устранить того, кто мог бы опознать в нем убийцу Евы Ангерштейн. А потом, вероятно, вошел во вкус. Может, ему больше нравится то, что он делает сейчас. В конце концов, в убийствах Виннету не было ничего сексуального.

— Убивать и снимать скальпы с девушек — совсем не то же самое, что стрелять в голову калеке. Ничего общего, — заметил Геннат.

— Верно. Но вы сами сказали, что это убийства ради убийств. Он просто получает удовольствие от процесса. И от терзаний полиции, конечно.

— А может, Пруссак Эмиль бросил свою каталку, когда полицейские явились расследовать смерть Евы Ангерштейн, — возразил Геннат. — По-моему, это тоже вероятно. И что остается от твоей теории?

— Пух и перья, — согласился я. — Но зачем считать, что ваша теория — единственное объяснение, если существует, по крайней мере, возможная причинно-следственная связь между Виннету и Гнаденшуссом? Связь, которая нам поможет.

— Или впустую растратит драгоценное время.

— Вы оба правы, — сказал Вайс. — И оба неправы. Но таков истинный характер полицейской работы. Сейчас мы должны действовать, исходя из того, что вы оба правы. Я не могу придумать иной способ сдвинуть с места это расследование, Эрнст. Мы позволим Гюнтеру немного поработать со своей теорией и посмотрим, как далеко она нас заведет. Имеются какие-нибудь идеи, Берни?

— На Шоссештрассе, недалеко от Ораниенбургер Тор есть клуб. Называется «Синг-Синг». Известно, что Пруссак Эмиль выпивал там с другими членами своего «кольца». Думаю сходить туда и посмотреть, что смогу узнать.

— Работа в баре. — Геннат рассмеялся. — Я мог бы догадаться. Как раз по твоим вкусам, я бы так подумал.

— Раньше там было кафе «Роланд», — сказал Вайс. — Сам я это место не посещал, но слышал. Метрдотель — ростовщик по имени Густав. Не там ли год назад нашли мертвым патрульного из Шупо?

— На Тикштрассе, — поправил Геннат. — Но это был несчастный случай. Под тротуаром пролегал провод под напряжением, и когда парень переходил через глубокую лужу, его ударило током.

— У меня есть вопрос, который потенциально разрушает твою теорию, Берни, — сказал Вайс. — Если доктор Гнаденшусс видел, как Пруссак Эмиль убегал с места убийства Евы Ангерштейн, разумеется, он должен был знать, что Эмиль — мошенник. И что нет смысла стрелять в других инвалидов на тележках. Так зачем с ними возиться?