Миновав лысый участок, они добрели до автобусной остановки у начала деревни и снова присели, на этот раз на поребрик забетонированной площадки. В прежние годы на краю деревни, у ограды первого дома на правой стороне — красивого, с мезонином и ухоженным садом, стояла очень удобная скамеечка, и все, кто шел мимо, могли на нее присесть и отдохнуть. Особенно удобно это было для тех, кто шел с тяжелыми сумками. Но хозяин дачи в один премерзкии день вышел из дома с топором и любимую всеми скамеечку развалил, к великому огорчению подруг: именно сидя на той незабвенной скамеечке, подруги решали, по какой дороге им дальше идти — по главной деревенской или задами деревни? Вопрос был непростой, как может показаться тем, кто не в курсе.

Деревня состояла из одной улицы, когда-то замощенной булыжником (подруги хорошо помнили то время и ту дорогу), а последние четверть века заасфальтированной. Дорога была удобная, что и говорить, и деревья тоже кое-где в деревне сохранились. Но подруги больше любили ходить по другой дороге, пролегавшей между задними дворами и полем, за которым начинался лес. Дорогу эту в дожди развозит, лужи в разъезженных колеях стоят такие, что и резиновыми сапогами зачерпнуть можно, а в сушь на глинисто-песчаную дорогу выползают греться змеи. Словом, с тележкой на колесиках проехать по ней было трудновато в любую погоду, а без тележки они в магазин на станцию не ходили. И все-таки все трое предпочитали именно ту дорогу. Ну а сегодня им так повезло, они шли налегке, не только без тележек своих, но даже с пустыми руками. Можно заодно и цветов нарвать! Поэтому, отдохнув на остановке, они поднялись, переглянулись, улыбнулись друг другу и, не сговариваясь, свернули на проселочную дорогу. И тут же Лика спустила Титаника с поводка: он радостно умчался вперед, но потом вдруг остановился, подумал, вернулся и потрусил впереди хозяйки — решил охранять на всякий случай.

Зады деревни. Скромные садики, прудики, серенькие баньки возле них, какие-то сараюшки, и огороды, и скромные борозды картофеля… Настоящая русская деревня, а не наполовину дачный поселок, каким выглядит Оринка с фасада, если идти по главной дороге. Нет, подруги, конечно, рады были за ориновцев, старых и новых: треть домов теперь в деревне каменные, половина старых, деревянных, отремонтированы, благоустроены. Появились красный пластиковый шифер, белая американская вагонка, а возле каждого четвертого дома — гараж для автомобиля. Но понастроили и мерзкие тюремно-производственные заборы: немного, всего заборов пять или семь, но как же они портили вид деревни! Один такой заборище выстроили прямо на углу при въезде в деревню, тьфу! А подруги любили старую Оринку, которую знали с детства, вот и ходили чаще по совершенно разбитой тракторами и грузовиками «задним» путем, потому что именно вдоль этой неказистой дороги вид любимой Оринки почти не изменился. Да еще по другую сторону ее, сразу за поросшей рогозом канавой, раскинулись запущенные поля, которые уже давно никто не пахал, не засевал. За последние пятнадцать лет они превратились в один сплошной луг, тянувшийся вдоль всей деревни, от первого дома до последнего и еще дальше. Даже траву тут почему-то не косили. Впрочем, понятно почему, скотину в деревне повывели. Одна была корова на всю деревню, у Валентины Николаевны, но и ту внуки уговорили продать, когда их бабушка начала ходить с костылем. Зато какие только цветы теперь не росли на этом роскошном лугу! И уж если шли подруги задворками, то без букетов домой не возвращались, с весны до осени тут что-нибудь тут да цвело…

— Боже мой, ну как же хорошо-то, девочки! — воскликнула Лика, как только они прошли первые метров сто по «своей» дороге».

— Да, вот она — благодать! — сказала Агния, а Варвара вдруг запела своим все еще сильным голосом:

Благословляю вас, леса,

Долины, нивы, горы, воды…

Лика и Агния тут же подхватили:

Благословляю я свободу

И голубые небеса!

Петь на ходу было трудно, поэтому они остановились и торжественно продолжили пение:

И посох мой благословляю,

И эту бедную суму,

И степь от краю и до краю,

И солнца свет, и ночи тьму,

И одинокую тропинку,

По коей, нищий, я иду,

И в поле каждую былинку,

И в небе каждую звезду!

— Хорошо поете! Я со сна подумал, что это радио! — раздался вдруг голос со стороны. Подруги оглянулись и увидели над берегом канавы лохматую голову. Это был Катасон; сам он лежал внутри канавы, на ее пологом, сухом, прогретом солнышком откосе, а голова его покоилась на сложенных руках на краю, возле обочины. — Здравствуйте, Агния Львовна, Лика Казимировна и Варвара Симеоновна! С приездом!

— Ох, здравствуйте, Сергеи, — сказала смущенная Варвара. — Мы вас разбудили?

— Да ничего…

— Приносим вам свои извинения! Мы не знали, что вы тут… отдыхаете.

— А я и не отдыхаю — я от мамки прячусь! Увидит, так заставит забор чинить, а я еще не проспался после вчерашнего. Гуляли мы вчера…

— А-а!

«Гуляли», видимо, здорово, потому что общительный Титаник подбежал было к самому лицу Катасона, явно намереваясь его приветственно лизнуть, но вдруг фыркнул и отскочил, поджав хвост. «Что за гадость пьют эти люди?» — было написано на его мордочке с брезгливо сморщенным носом.

— Ну, кланяйтесь от нас Ефросинье Михайловне, — сказала Агния. — Как она, здорова?

— А чего ей сделается? Пашет на огороде кверху попой…

Сын Ефросиньи Михайловны вновь скрылся в канаве, а подруги пошли дальше.

К своей даче они могли пройти и задами, в их саду была калиточка на поле, но, поскольку надо было еще зайти за сумками к Борису Николаевичу, решили выйти на деревенскую улицу раньше, возле Школьного прудка: здесь был короткий, но вполне цивилизованный переулок, соединявший полевую дорогу с деревенской. Начальной школы в Оринке уже давно не было, даже фундамент от нее не сохранился — кто-то разобрал и увез для своего строительства, а вот прудик остался и даже сохранил название. Да еще каким-то чудом уцелела пышная изгородь из розовой спиреи, уже начинавшей зацветать. Окликнули убежавшего вперед Титаника, вышли на деревенскую улицу, и тут их ожидала новая встреча: из недостроенного двухэтажного дома напротив пруда вышел крупный и плотный мужчина в камуфляжной куртке.

— Здравствуйте, уважаемые соседки! С приездом!

— День добрый, Андрей Ильич! Как поживаете?

— Отлично! Разрешите доложить? За зиму никаких покушений на вашу дачу не было. Вот только Костика как-то раз захватил с дровами из вашего сарая. Заставил назад отнести.

— И он отнес? — удивилась Агния Львовна.

— А куда он денется? Отнес. Пошел Симин дом ломать на дрова. — Сима — это была их ориновская соседка со странностями: жила она в городе у детей, деревенским домом не пользовалась, но не желала его ни продавать, ни ремонтировать — так он и разваливался на покое. Зато участок, на котором стоял дом, повышался в цене с каждым годом.