охранника и нас здесь две бабы и директор! Ой, мамочка, он дверь ломает!!!

— Топором?!

— Он сказал, что у него в машине мачете! Ну сделайте что-нибудь! Люди, помогите!!!

Было слышно, как кто-то (наверно, Валера) орал:

— Я вас нашинкую, как капусту, твари!..

Когда на административный этаж киностудии ворвался ОМОН, первым им на глаза попался интеллигентный юноша, с журналом «Искусство кино», мирно сидящий в кресле. Его спросили, где кабинет генерального, он показал. Потом раздались крики: «Все мордой в пол! Работает ОМОН!» И пока в кабинете директора укладывали секретаршу, бухгалтершу и самого генерального, Валера благополучно смылся с «Ленфильма» и из нашей жизни… Наладить отношения с киностудией нам удалось только через год, при новом руководстве.

Четвертым и последним реквизитором в «Городке» стал Алеша по кличке «сыночка». Его так прозвали ревнивые сотрудники, намекая на то, что он стал моим любимчиком.

Я действительно иногда обращался к нему как к «сыночке».

Леха — абсолютно уникальный человек. Он обладал степенью кандидата искусствоведения, при этом великолепно рисовал, и у него были просто золотые руки! Застенчивый, деликатный, интеллигентнейший питерский мальчик поначалу с трудом адаптировался в нашей брутальной съемочной группе. Он сильно картавил. Иногда пригубит что-то из своей маленькой антикварной фляжки и в сердцах тихо пожалуется:

— Югий Николаич! Я специалист по эпохе Возгождения! Мне тгудно общаться с пгедставителями Сгедневековья!..

— Терпи, сыночка! А я в титрах напишу, что ты не реквизитор, а художник-постановщик!

Леха мог прямо в нашем дворе-колодце построить настоящий чум, в котором живут чукчи, переделать прогулочную лодку на веслах в пиратский одномачтовый бот и организовать в ботаническом саду стоянку первобытного человека или построить хижину Робинзона Крузо!

У Лехи была страсть к подлинным артефактам разных эпох и особенно — к историческому оружию. Однажды мы снимали сюжет про Робин Гуда, в котором своеобразно трактовали подвиги разбойника из Шервудского леса. Леха притащил два лука со стрелами и арбалет с приспособлением для натягивания тетивы. Он сиял от счастья:

— Вот! Гебята, котогые габотают у Гегмана-стагшего на «Тгудно быть богом», дали на два дня! Я пговегил, все пгак-тически аутеничное!

А великий режиссер Алексей Герман славился не только тем, что ненавидел фальшь и притворство в игре актеров, но и тем, что не позволял, чтобы в кадре появлялся любой бутафорский реквизит. Все должно было быть настоящим: и люди, и вещи!

Выехали мы в лес. Я играл Робина. Сняли практически весь сюжет. Остался последний кадр. Илюша убегает от меня, но моя стрела настигает его. Придумали сделать так:

Илья бежит от камеры и скрывается где-то лесу. Я, якобы наугад, стреляю куда-то вверх, и через паузу слышен крик, а потом отдельным кадром — Илюша лежит со стрелой в спине. На Олейникове был радиокомплект, так что мы могли слышать все, что с ним происходит, и все его комментарии, а наши команды ему мы транслировали через мегафон.

Вставили стрелу в арбалет. Илюха уже в лесу, видны только его очертания. Ассистент кричит:

— Илья Львович, мы сейчас выстрелим, а вы считайте вслух до пяти и потом падайте! Слышно нас?

Илья отвечает:

— Понял, давайте!

Прозвучала команда:

— Начали! Юрий Николаевич, огонь!

Ну, я и выстрелил куда-то вверх (как говорят артиллеристы, «по параболе»). Олейников где-то в лесу начал вслух отсчет: «Пять, четыре, три, два, один…» — и вдруг закричал: «А-а-а-а-а!!!», и мы услышали звук падающего тела, а потом сквозь стон: «Стоянов, блин! Робин Гуд х…!!!»

Мы рванули в лес. Илюха корчился на траве. Из шляпы торчала стрела! Я думал, умру на месте! Хорошо, что шляпа была на него велика и костюмеры набили в нее какие-то тряпки. На голове у него появилась кровоточащая царапи на. Просто чудо уберегло от большой беды. Наша гримерша Инночка перекрестилась и сказала:

— Слава богу! А то завтра в газетах могла появиться статья: «Стоянов вывез Олейникова в лес и убил!» И посадили бы тебя, Юрочка, за «неумышленное убийство». И тебя бы, дурака, тоже посадили, — она кивнула на Лешку.

— Что вы такое говогите?! А меня-то за что?

— А тебя, — сказал ему наш замдиректора Дима, — за «изготовление или приобретение технических средств, повлекших за собой смерть человека»! Оруженосец, б…ь!

Была у Лехи еще одна страсть. Он, как говорил Василий Макарович Шукшин, «был слаб на передок». Большой был любитель женского пола. Как человек порядочный каждой своей очередной даме при расставании он оставлял жилплощадь. Из трехкомнатной квартиры в центре он переехал в однокомнатную, потом в комнату в коммуналке, потом снимал угол где-то на окраине. И каждый раз после этого он уходил в краткосрочный «мягкий запой» — это его формулировка. Однажды я нашел на своем столе записку: «Дорогой Юрий Николаевич. Простите меня! Любовь зла. Это сильнее меня. Я улетаю в Ирландию. Спасибо за все! Ваш Сыночка…»

Потом Лешкины обязанности взяли на себя Мишаня Григорьев, Рома Замогильный и замдиректора Дима Степанов. Его зарплату они разделили на троих. Если бы Леха узнал об этом, то, наверное, сказал бы: «На смену эпохе Возрождения вернулась наскальная живопись!»

Сыночка был последним — четверым реквизитором в «Городке»… Хорошее название для триллера — «Последний реквизитор»!

Городок на помойке

(Разговор по скайпу с Александром Жуковым — первым продюсером «Городка»)

— Саня, привет! Это я — Стоянов. Звоню, как договаривались.

— Здравствуй, Юрочка!

— Ты где сейчас?

— Мы сейчас с детьми путешествуем по Испании: Валенсия, старинная Куэнка, Новый год встретили в Мадриде, переехали в Толедо, а сейчас добрались до Арчены — под Мурсией.

— Саня, а какая у нас тобой разница во времени?

— Приблизительно два с половиной года. Но меня лично это не очень напрягает!

— Смешно… А по часам?

— Два часа.

— Санечка, я сейчас книжку дописываю. Помоги! Хочу восстановить в памяти самое начало «Городка». Ты же наш первый продюсер! Плюс ты у нас, как в том анекдоте, — «мальчик с феноменальной памятью»!

— Давай спрашивай, начальник!

— Саня, учитывая твое прошлое, можно написать, что косвенно (в твоем лице) «Городок» был создан Комитетом государственной безопасности?

— Ты с ума сошел?! Перестань. Даже просто как фигура речи не прокатит!

— Подожди. А ты задолго до нашей встречи уволился из КГБ?

— В девяностом, за год до путча… Так, стоп! Я тебе как журналист скажу: вот ты ляпнешь где-нибудь или напишешь про это по глупости, и из всей твоей книжки наш брат журналюга сделает только один вывод — он же станет и названием статьи — «У истоков создания „Городка“ стоял КГБ!»

И понесется!

— Ладно. А ты как туда