желания: сдернуть соплячку с подоконника и, наоборот, столкнуть ее вниз, чтоб наперед знала, как устраивать демонстрации и шантажировать старших. А вот сама она упала, или он ей все-таки помог, Александр Леонидович, положа руку на сердце, не помнил. Или не хотел помнить, что, в сущности, одно и то же.

К списку деяний, в которых предлагал признаться Кривошеин, следовало добавить также соучастие в изнасиловании десятилетнего племянника. Сам он к мальчишке даже не прикасался, но и не мешал заниматься этим приятным делом Марку. Это продолжалось довольно долго, а потом настал тот вечер, когда девчонка исхитрилась выкрасть ключ и выпустила брата из квартиры. «Беги, Валерка!» – крикнула она, перед тем как выпасть из окна пятого этажа. И пацан убежал, да так далеко, что Александр Леонидович его больше никогда не видел.

И вот теперь ему, видите ли, вынь да положь подробности. Чего захотел! Может, тебе еще и диктофон презентовать? Или уж сразу видеокамеру?

Вообще-то, Кривошеин заслуживал доверия. Он не раз обстряпывал для хозяина куда более серьезные дела, чем то, о котором в данный момент шла речь, и был повязан с Вронским намертво – как говорится, ты на тот свет, и я вслед. Информация была нужна ему не для того, чтобы ею торговать, а лишь затем, чтобы разработать максимально эффективную стратегию поиска убийцы Марка. И все-таки исповедоваться перед ним Александр Леонидович не собирался.

– Хорошо, – сказал он после недолгого раздумья. – Ты знаешь, что я был опекуном двоюродных племянников. Отношения у нас, скажем так, не сложились. Однажды произошла ссора, девчонка забралась на подоконник, грозилась спрыгнуть. И сорвалась. Мальчику тогда было десять лет. Он испугался, убежал, и найти его не удалось.

– А как искали? – зачем-то спросил Кривошеин.

– Ну, как… Как обычно, как полагается: обратились с заявлением в милицию, дали описание внешности, особые приметы…

(Особых примет было – кот наплакал. Какие особые приметы могут быть у десятилетнего пацана? Родинка на левой ягодице, подсказал Марк, и плохо выбритый, пахнущий перегаром и тройным одеколоном мент странно на него посмотрел, прежде чем занести его слова в протокол.)

– Ясно, – сказал Кривошеин и красноречиво умолк.

Александр Леонидович отлично понял, что он имел в виду.

Если действительно хочешь найти человека, искать надо по-другому – даже сейчас, когда в стране начало устанавливаться некое подобие порядка, не говоря уже о девяностых, когда никакого порядка не было и в помине. Тогда подавать заявление в милицию было все равно, что кричать в водосточную трубу, но подать его все-таки следовало, чтобы соблюсти формальную процедуру и избежать неприятных вопросов, которых Александру Леонидовичу в те дни и так задавали слишком много.

– По факту смерти племянницы завели уголовное дело, – продолжал он. – Могли посадить, но Марк не подкачал. Он уже тогда был очень неплохим адвокатом, и дело закрыли, признав, что это был несчастный случай.

– А мальчик мог думать иначе? – спросил Кривошеин.

Вронский пожал плечами.

– Мог, – сказал он. – Мальчики вечно что-то придумывают, фантазия у них богатая… Погоди, – насторожился он, – ты к чему клонишь? Это же чушь, индийское кино!

– Да, – согласился Кривошеин, – сходство есть. Из дома дяди убегает десятилетний племянник, который… гм… мог думать, что дядя виноват в смерти его родителей и сестры. Что еще мог думать этот маленький фантазер, я не знаю, да меня это и не касается. Как вы справедливо заметили, воображение у них в этом возрасте богатое, даже чересчур богатое. И вот проходит что-то около двадцати лет. Мальчик, если выжил, за это время превратился во взрослого мужчину. Где он, что с ним – по-прежнему неизвестно, но знакомые его дяди, которых мальчик мог подозревать в причастности к придуманным им преступлениям, начинают умирать один за другим при довольно странных и загадочных обстоятельствах, наводящих на мысль об отлично продуманной и тщательно организованной мести… Да, Баливуд такой сюжет буквально с руками оторвал бы!

– Вот именно, – проворчал Александр Леонидович, подумав при этом, что выдвинутая Кривошеиным версия далеко не так абсурдна, как может показаться на первый взгляд.

В самом деле, теперь, после смерти Марка, из всей их тогдашней развеселой компании в живых остался только он, Александр Леонидович Вронский. Помнится, Марк как-то вскользь упомянул, что их старинные приятели и, чего греха таить, подельники – Юрка Казанцев, Маратик по кличке Татарин и этот на старости лет подавшийся в шантажисты пьянтос Аркашка Зайцев – умерли как-то странно. Разговор этот случился у них, сразу после того как пришло известие о смерти Зайцева. Чертов алкаш по пьяному делу угодил под электричку («Размножился делением», – прокомментировал это событие Марк, имея в виду, что Зайцева перерезало пополам точнехонько по талии); Вронского, которому до смерти надоело содержать этого мелкого шантажиста и периодически выслушивать по телефону его невнятные пьяные угрозы, такой поворот событий вполне устраивал, и он в тот раз просто отмахнулся, даже не подумав напрягать по этому поводу Кривошеина. Марк замолчал и более к этому разговору не возвращался, а теперь не стало и его. И Кривошеин прав: это уже не перелет-недолет, это – прямо в наш окоп…

И, если допустить на минутку, что мальчишка выжил и ничего не забыл, картинка получается весьма красноречивая и мрачная. Конечно, девять из десяти – да нет, пожалуй, даже девяносто девять из ста человек за двадцать лет остыли бы, успокоились и уговорили себя, что на самом деле все было совсем не так, как им почудилось по малолетству. И забыли. А если бы даже не забыли, что с того? Александр Вронский – это вам не кто попало, и воспитаннику какого-нибудь провинциального детдома до него просто не допрыгнуть: руки коротки.

Но один из сотни, пусть даже из тысячи, может оказаться слепленным из другого теста и, наплевав на трусливый лепет рассудка, отважиться на месть. И почему бы Валерке Торопову не оказаться этим одним? В конце концов, он одной с Александром Леонидовичем крови, а Александр Вронский обид не прощает…

Это, между прочим, означало, что смерть Марка Фарино – это еще не конец, а лишь промежуточный пункт вынашивавшегося на протяжении долгих двадцати лет плана. И, осознав это, Александр Леонидович Вронский сказал начальнику службы безопасности:

– Версия, надо признать, хоть и фантастическая, но жизнеспособная. Я бы даже сказал, перспективная. Что ж, работай. Только не упускай из виду другие возможные варианты.